Паутина. Книга 2 - [8]
— Ну, в каждом семействе свои порядки, — небрежно махнул я рукой. — Но должен заметить, господин Огюст, что здесь наблюдается некоторое недопонимание. Мы не ветвь семейства Арди. Мы ветвь Хомских, причём независимая. Просто исторически так вышло, что когда моя мать разорвала отношения с моей бабкой, и в связи с этим решила сменить фамилию, взять фамилию моей прабабки показалось ей наиболее подходящим вариантом. Но мы от этого не стали вдруг принадлежать к Арди — у нас ведь даже и фамилия другая, хотя и похожая.
Фамилия у нас и в самом деле была другой. Оригинальная франкская фамилия произносилась с ударением на последнюю букву, наша же фамилия давно русифицировалась и ударение более привычным образом переместилось на первую букву.
— Однако мы ни в коем случае не отказываемся от родства, — продолжал я. — Мы помним, что родственники помогли прабабке. Кстати, раз уж мы о ней вспомнили — в каком родстве вы находитесь с Орианной Арди, господин Огюст?
— В весьма отдалённом, — признался тот. — Госпожа Орианна принадлежала к побочной ветви, а я, как вам известно, принадлежу к главной. Но у нас издавна принято, что именно главная ветвь представляет всё семейство.
— Вот и у нас семейство представляет глава, а отнюдь не моя мать, — не удержался я от замечания, и на лице Огюста промелькнула тень.
Собственно, на этом встреча плавно и завершилась, говорить было особо не о чем. На прощание Огюст пригласил меня заезжать в гости, деликатно не став упоминать маму, а я в ответ пообещал заехать при первой же возможности, которая в обозримом будущем вряд ли выдастся.
Проводив родственника, я задумался. Насчёт лотарингских Арди у меня были планы, хоть и не совсем определённые. Мне нужен был надёжный представитель в империи, и родственники выглядели наиболее подходящим выбором. После встречи с Огюстом я в этом засомневался. Возможно, с самим Норбером общение было бы более плодотворным, но в любом случае мне сейчас придётся исходить из предположения, что лотарингским Арди интересна только мама, а нас, как семью, они видят исключительно в роли вассалов.
Однако при этом Огюст навёл меня на мысль, что прежде чем делать окончательные выводы, стоит пообщаться с той побочной ветвью, к которой и принадлежала прабабка. Вполне возможно, что они не так уж рады тому, что главная ветвь говорит за них. Да и вообще, они и есть наши настоящие родичи, и отношение к нам у них может быть совсем другим.
Глава 2
Вечной моей проблемой была излишняя демократичность, которую я унаследовал из прошлой жизни, и которая в нашем сословном обществе была порой совсем неуместной. Я пытался с ней бороться, но без особого успеха — у меня просто плохо получалось чувствовать ту тонкую грань, которая отделяет чванство от фамильярности. Надо заметить, что для меня всегда была примером мама с её потрясающей аурой аристократизма. Она вела себя всегда и со всеми одинаково дружелюбно-вежливо, но при этом у собеседника даже мысли не возникало проявить хоть малейшее неуважение. Возможно, у меня получилось бы это перенять, воспитывайся я как настоящий ребёнок, но взрослая психика неохотно принимала серьёзные изменения.
Столовая в нашей штаб-квартире была как раз продуктом этой самой моей борьбы. Сначала, когда новое здание только обживалось, все обедали в одном помещении, но демократично толкаться в одной столовой оказалось неудобным для всех. Начальству было не с руки во всеуслышание обсуждать за обедом свои начальнические дела, а хуже всего приходилось подчинённым, которые чувствовали себя неловко рядом с руководством, и старались поскорее проглотить свой обед и исчезнуть. Для бывшего комсомольца это оказалось неожиданным уроком, и поразмыслив, я пришёл к выводу, что люди на самом деле не так уж и озабочены вопросом равенства, а больше всего про равенство говорят те, кто предполагает в результате оказаться равнее прочих[4].
В конце концов у нас всё-таки образовалось три отдельных столовых — для рядовых сотрудников, для руководства, и для слуг семейства. Последней судорогой комсомольского воспитания было то, что я распорядился не делать отдельные кухни, а во всех трёх столовых подавать одно и то же. Моего демократизма опять же никто не оценил — к очередному начальническому бзику и сотрудники, и руководители отнеслись примерно так же равнодушно, как к капризу погоду — ну дождь и дождь, а что тут сделаешь?
Сегодня в нашей столовой для верхушки собралась эта самая верхушка почти в полном составе. Были даже те, кто появлялся там нечасто — я, например.
— Господин, нельзя ли, наконец, повесить поваров? — тактично высказала своё мнение по поводу меню Стоцкая.
— По-моему, вполне приличные котлеты, — упрямо возразил я. — Ты просто слишком часто обедаешь в «Ушкуйнике», Ирина, вот и оторвалась от народа.
Стоцкая печально вздохнула, и развивать тему не стала. Сказать по правде, я и сам чувствовал, что не вполне прав, но пока что не был готов свою неправоту признать. Хотя мне уже было ясно, что от демократии всё-таки придётся окончательно отказаться, и кухни тоже станут раздельными.
— Кира, ты чем-то озабочена? — я решил, что застольная беседа как раз то, что нужно, чтобы немного оживить обед. — По-моему, ты хочешь о чём-то меня спросить.
В бесконечном колесе перерождений жизнь каждый раз начинается с чистого листа. Но иногда, когда душа чувствует за собой неисполненный долг и не готова начать путь заново, происходит сбой, и в младенце начинает жить душа взрослого. Получится ли прожить новую жизнь лучше, чем старую? Кеннер Арди, сын изгнанной аристократки, готов пройти эту дорогу достойно и защитить себя и своих близких в непростом мире, где есть магия и боги, и где никто не слышал про права человека.
Скажи мне, сколько у тебя врагов, и я скажу, чего ты стоишь. Кеннер Арди, несмотря на свою молодость, стоит немало, и врагов у него хватает. Главное — это понять, кто твой враг, а кто твой друг, а там можно и побороться.
Мир, который разошёлся с нашим примерно в 1000 году н. э. Мир, в котором никогда не было Чингисхана и Наполеона. Сможет ли герой, проживший обычную жизнь в нашем мире, начать новую жизнь в том? Как можно прожить жизнь достойно и защитить себя и своих близких в мире, который никогда не знал политкорректности и прав человека, но в котором есть магия и боги? Вот так неожиданно сложилась судьба Кеннера Арди, когда-то простого российского завлаба, а ныне сына изгнанной из рода аристократки — немного отморозка, немного параноика, и совсем немного идеалиста.
Новый мир Кеннера Арди очень похож на старый, и кажется, что отличие лишь в том, что он пошел по немного отличающемуся пути. Однако чем дальше, тем становится яснее, что сходство только внешнее, и за привычным фасадом прячется совершенно чуждый мир, в котором может и не оказаться места для человека.
В пятой книге Кеннер немного лучше узнает, как устроено княжество, и с удивлением обнаруживает, насколько мало он об этом знал.
…Объект молчит. И Айнер ушел… Тихо. Почти спокойно. Если бы не грызущие нас мысли, не усталость, проползшая через натянутые нервы, — было бы похоже на обычную подготовку штурмовой операции… Но этот штурм будет последним боем роты — и с победой, и с поражением… Мы потеряем людей, технику… Мы погибнем… и знаем об этом — каждый офицер, каждый боец… Каждый знает… и каждый молчит… Мы должны… Должны перейти предел — подойти к концу, чтобы бросить ему эту войну прямо в разверстую глотку… Иначе он сожрет всех… Иначе жизнь не сохранить никому… Если задачу не исполним мы, — не исполнит уже никто.
Из архивов отдела ***. 25 мая 2017 года.…написано по стенограммам контакта с майором Кровником. Сеанс связи проводил руководитель отдела *** Кузьмин. Проводником к сознанию был агент Пронин. Кровник объяснил, что его заданием было доставить оружие в Москву. Во время выполнения задания, Кровник попал в пещеру сна. Для самого Кровника это его последний сон, он длится несколько секунд в гаснущем сознании – но в самом сне много лет ведёт бой с монстрами, которые пытаются прорваться в пещеру. Спустя полчаса, после выхода на связь, контакт с майором был прерван, связь заблокирована бессмертными.
В мрачной тьме 41-го тысячелетия человечество со всех сторон подвергается нападениям чужаков, еретических культов и подлых слуг Губительных Сил. Лишь одна сила может выступить против этих бесконечных угроз — Космический Десант.В сборник вошли рассказы Грэма Макнилла, Гэва Торпа, Джеймса Сваллоу, Гая Хейли, Криса Райта и многих других. Под одной обложкой собран 31 рассказ о космических десантниках.
Авторы альманаха смело работают с сюжетами и коллизиями, с метафорами и с аллегориями, с самой формой текста, с его ритмом, с его дыханием. Здесь есть и гротеск, и ирония, и философия, и лирика. Здесь мелькают иные планеты и экзотические острова, а совсем рядом оказываются вполне узнаваемые, сугубо земные пейзажи… Здесь есть все, чтобы доказать, что фантастика не заблудилась в трех соснах примитивных сюжетов, что Золушка еще жива и готовится к новым свершениям.«Пепельно-синее небо, потерявшее блеск, навсегда превратившись в серую дымку, и кроваво-алое солнце, сжигающее растения и воздух, наблюдали за восстановившейся после ужасных событий Землей.
Самая первая экспедиция на Марс, в которую набрали специалистов с миру по нитке – в первый марсианский стройбат. Зарывается в землю сразу в трёх точках Марса. Готовит почву для колонизации планеты. Совершенно случай земляне узнают о существовании внутри Марса огромного города – остатки былого величий древней цивилизации марсиан. Никто даже не предполагал, что эту цивилизацию уничтожило таинственное облако Глобула, которое периодически посещает Марс. Проникнув в город и столкнувшись с этим облаком, земляне постепенно узнают историю Марса и начинают борьбу за его будущее.
Кровавый Ангел брат Кравин, тяжело раненый в бою с чудовищным противником, продолжает сражаться, чтобы вернуться к своим собратьям, пока его тело ещё служит ему. Выжимая из себя последние остатки сверхчеловеческих сил, Кравин знает, что он должен вернуть Ордену то, чем владеет — и не может умереть, пока не вернёт наследие.