Пауль, урод - [3]

Пауль поймал себя на том, что, убаюканный благожелательным интеллигентным тоном автора, готов согласиться с некоторыми его соображениями. Чисто теоретически. Забыв на мгновение, что это все — о нем самом.

Ощущение было — будто вляпался в тухлятину. Оттолкнул брошюрку. Страницы перелистнулись обратно. Открылся титульный лист, такой же серый и невзрачный, как и все остальные. У нижнего края проставлена дата.

Встал, подошел к полке с томами энциклопедии, проверил датировки.

Автор действительно был гуманистом, потому что писал во времена бурного исполнения генетического кодекса Рудольфа I. В годы, когда уничтожать неполноценных было повсеместным правилом, призыв к сохранению хотя бы некоторых выглядел головокружительно прогрессивным.

Этот человек пекся о тебе лично, Пауль фон Оберштайн. Что тебе больше нравится — не быть вовсе или жить полезным членом общества, признанным разумным, но непригодным к размножению? Вопросы размножения как таковые пока его не интересовали, но все-таки он заглянул в другой том энциклопедии и бегло изучил кратенькую статью о кастрации.

Это тоже было познавательное чтение.

…Некоторое время он размышлял о праве на существование. Наконец решил задать уточняющий вопрос.

— Герр Кнеппер, что значит — "разумный"?

— Хороший вопрос, — ответил герр Кнеппер, соображая на ходу, с чего бы вдруг. — Давайте пройдемся по саду и подумаем над ним вместе.

После получасовой беседы Пауль резюмировал:

— Похоже, я разумный.

— Само собой, — удивился герр Кнеппер. — А вы сомневались?

— Конечно, — сказал Пауль. — Я же недочеловек.

— Великий Один, с чего вы взяли… — начал было герр Кнеппер и замолчал.

— Ну да, — сказал Пауль.

— Этот закон отменен, — осторожно заметил герр Кнеппер. — В наиболее неприятной части.

— То, что от него осталось, мне тоже кажется довольно неприятным, — произнес мальчик невыразительным голосом.

Учитель не сразу нашелся с ответом.

…Мечтам он никогда не верил. Он верил только составленным планам.

А то, что поддается планированию, стоит любых усилий и временных затрат.

Начав с мысли об отмене кое-каких законов, он незаметно для самого себя перешел к конкретному практическому вопросу: как этого можно добиться. Пока получалось, вроде бы, что решение можно найти.

Но только не с этого места. Не из библиотеки и даже не из особняка.

Здесь голос глохнет, поглощенный бесконечными книжными корешками, портьерами, мягкими спинками и сиденьями старинной мебели — и жалкий отзвук, вылетев в сад, повисает на ветвях. Хоть кричи — никто не услышит.

Надо стать тем, кого слышат.

Вовсе не обязательно, чтобы слышали все — или даже просто много народу. Достаточно, если услышит один-два человека. Но это должны быть правильные люди.

Правильные люди находятся при дворе. Или хотя бы вхожи туда.

Добраться до их ушей… учитывая не просто отсутствие статуса — невозможность приобретения статуса…

А собственно, так ли это?

Действительно ли подходящий статус недостижим?

В любом случае, остаться здесь — значит дать планам иссохнуть, выцвести, осыпаться трухой. И вместо живого и осязаемого плана лелеять в кулаке хрупкие косточки жалкого скелетика — типичной мечты.

Ни за что.

Наружу. Где-то там есть лестница, ведущая наверх.

…Университет имени Отто Вильгельма на Лимарге, система Хеймдалль, ответил согласием.

Никому в голову не пришло спрашивать у абитуриента, есть ли у него глаза, и если есть — то какие. Была представлена блестящая вступительная работа, были получены заверения — с печатями и подписями — о платежеспособности будущего студента. Стипендия ему не требовалась, он был достаточно обеспечен, чтобы учиться за свой счет. Провинциальный университет не мог позволить себе упустить студента с деньгами.

Когда же студент прибыл и физическая его ущербность стала очевидна, в кулуарах за закрытыми дверьми прошелестела маленькая буря. Отослать обратно? До слез жаль утраченной прибыли. На какой факультет?.. математический? Господа, если бы он лишился зрения в результате несчастного случая, никого бы не волновали его протезы. Есть предложение: сделать вид, что мы не поняли и не осознали. Если нагрянет проверка, притворимся идиотами.

За все пять лет она так и не нагрянула.

Рабенард вылетел на Лимаргу вместе с молодым хозяином и взял на себя обустройство быта. Хозяин же погрузился в учебу с головой.

Математический факультет — полезно и интересно, но недостаточно. Лекции на философском. Два семинара по теории государства и права на юридическом. Спецкурс по истории цивилизации на историческом.

Как правильно он поступил, улетев с Одина в эту глушь. Здесь, вдали от центра мира, встречались вольнодумцы. Несколько таких преподавали в университете. Двое или трое были настолько безумны, что осмеливались высказываться на занятиях. Один из этих безумцев частным образом собирал заинтересованных у себя дома — это был невиданный в метрополии вид досуга: дискуссионный клуб вокруг чайного стола.

Пауль был тихим студентом, зацикленным на домашних заданиях, докладах и рефератах. Говорил только когда спрашивали — и только о том, о чем спрашивали. Однокашники быстро прекратили попытки установить близкий контакт — он просто не понимал, чего от него хотят, и времени было жаль. Его можно было с пользой потратить на что-нибудь более осмысленное, чем пирушки, вылазки в город к женщинам, хулиганские выходки и драки. Впрочем, драться пришлось. Раза два.