Пауки - [7]

Снег вокруг весь истоптан, отчетливо видны их вчерашние следы.

— Жалко, не замело порошей наших следов, — говорит Божица, испуганно оглядывая истоптанный грязный снег.

— Не глупи! — отвечает спокойно Раде и, улыбнувшись, продолжает: — Ночной след не так просто замести!.. Однако пойдем, жена моя!

И, взяв ее за руку, повел по вчерашнему следу к себе домой.

Стужа стояла такая, что не упомнят и старики. Люди как-то уже привыкли к мягким зимам, и в селе не хватало корма для скота. Приходилось либо так или иначе добывать его, либо обречь скот на голодную смерть. Вот уже несколько дней Илия ломал голову, где достать сено? У газды Йово, говорят, корм и дорог и чистоганом платить надо, а в кредит еще неизвестно как получится; цену газда не называет, а только записывает в книгу, многие боятся этих записей пуще огня.

Народ еще поговаривает, будто сено привезла сельская кооперативная касса, недавно основанная, и отпускает своим членам гораздо дешевле, чем газда Йово.

Илия не спешил записываться в кассу, жалко было денег, да и старого патрона боялся. Но что поделаешь? Кто бежит от добра? И, решившись, наконец отправился к ведавшему кассой приходскому священнику, отцу Вране, с намерением вступить в члены товарищества.

Однако отец Вране отказался принять его и даже бросил в лицо укор, зачем-де позволяет сыну на виду у всех состоять в греховном сожительстве с Божицей.

Илия ушел от отца Вране злой. И что это взбрело попу в голову? Раде поступил так, как с незапамятных времен поступали другие; отец Илии и он сам женились таким же образом. Раде не так уж виноват, как полагает отец Вране. Ведь Илия, как только пришла Божица, написал прошение о венчании, чтобы не обидеть своего духовника, и внес за это более семи талеров, — разве он виноват, что его прошения не уважили?

Но отец Вране и слушать не хочет.

Значит, мало ему, что по его наказу в первое воскресенье после Радиной женитьбы звонили как на похороны, а в церкви одели в черное статую божьей матери и поп служил не великую мессу, а малую, точно в великий пост. Задумал было совсем осрамить его и Раде перед всем народом, да промахнулся, — крестьяне, выходя из церкви, бранили попа и говорили на паперти Илии:

— Чего ты огорчаешься? Поступай по своей воле, ты хозяин в доме!.. Пускай себе поп твердит про закон!.. Так уж положено, да и делать ему больше нечего!

…Но, что греха таить, касса — дело выгодное, не верил Илия в нее раньше, а сейчас видит, что это так. Касса нынче закупила сено там же, где и городские торговцы, а раздает своим членам в кредит по пять крейцеров за килограмм, в то время как газды запрашивают восемь, десять, а в долг так одному господу ведомо сколько, потому что каждый торговец норовит при расчете накинуть побольше.

Но что поделаешь, скотину надо либо колоть, либо кормить как положено.

Вечером, на посиделках, завели об этом разговор.

Мужчины, сгорбившись, сидели у очага, курили трубки, глядели на огонь и молчали, словно к чему-то прислушивались.

Раде начал первый:

— Водятся еще дураки, которые не верят в корысть сельской кассы, вот отец, пусть он подтвердит!

— Ты, Раде, в точку попал! — отозвался Войкан. — Чего же твой отец не записался?

— Поп не хочет, прогнал меня! — сказал Илия.

— Вот они какие! — подхватил Войкан. — Как раз когда приспичит — не дают. А если мне что понадобится, иду к газде… беру что надо, он запишет, и — делу конец. Люблю оставаться самим собой, не желаю со всякой дрянью знаться.

— Кое в чем ты прав, — ответил Илия, — но, брат, безобразничают торговцы. Проценты дерут по старинке: плету на талер и даже больше, а касса, сказывают, дает своим двенадцать крейцеров на талер. Где это видано?

Войканов сын, Радивой, низенький, коренастый и занозистый паренек с чертиками в глазах, вдруг, словно только о том и думал, спрашивает Божицу, стоящую возле Раде:

— Греет ли тебя Раде по такому холоду?

Божица отодвигается, но остается на ногах, потому что таков уж обычай в первый год.

— Женись и узнаешь! — спокойно отвечает Раде.

— Не везет мне, ни одна девушка не идет за меня. Сватаюсь, а они хоть бы что!

И поглядел на Цвету, которая склонилась к огню, чтобы виднее было вязать чулок.

Радивою неловко продолжать, потому что мужчины молчат. Его же так и подмывало начать разговор о женщинах и девушках. Начнутся смачные шутки-прибаутки; однако никто не отзывается. Раде прикидывается, будто не понимает, старшие озабочены, как раздобыть корм, сейчас им не до шуток. Они даже не сгребают в кучу головешки, вот и огонь погас. Разошлись раньше обычного.

Раде клонит ко сну, его тело охватывает какая-то нега при мысли о том, что он останется в постели с женой. Их кровать пристроена под потолком в хлеву. Раде смастерил ее сам: срубил в горах подходящее дерево, настлал чистой ячменной соломы. В доме кровать была диковинкой, и все же отец не осудил: пускай, как Раде лучше.

…На следующее утро Илия и Войкан, погоняя впереди себя лошаденок, отправились в город. Верхом не поехали — гололедица и слишком холодно, просто обжигает порывистый ветер с заснеженных гор.

По пути они нагнали людей, очевидно, идущих по такому же делу. Все спешили, словно боялись, что сена не хватит. Войкан не удержался, чтобы не заметить Илии: