Патруль джиннов на Фиолетовой ветке - [64]

Мама Чандни падает к его ногам, снова плача – непонятно, от благодарности или от грусти. Баба бьет ее по спине, и она едва может встать: должно быть, она чувствует себя так, словно полиция избила ее второй раз.

Мы оставляем чаппалы у мальчиков-сторожей обуви, и нам с Ма разрешают сопровождать маму Чандни. Баба, прадхан, Четвертак и Борец сидят прямо у огня. Мы располагаемся за бабой, и наши места скоро превращаются в грустный ряд семей пропавших детей: тут мама Омвира со своим младенцем-драчуном, спящим посреди шума, его папа, гладильщик-валла и его брат, плохой танцор; мама Бахадура, Пьяница Лалу, папа Аанчал и ее братья, Аджай и второй, чьего имени я не знаю. Папы Чандни тут нет, наверное, потому что он работает. Я улыбаюсь Аджаю, но он отворачивается.

Ма зовет Руну-Диди, но она отказывается к нам присоединиться. Она сидит со своей подружкой по команде Тарой и мамой Тары.

Кто-то поджигает дрова: пуджа начинается с песнопений, которых я не понимаю, и горячий дым жжет горло. Краем глаза я вижу, что Ма держит руку мамы Чандни. Не думаю, что они встречались до сегодняшнего дня, разве что в туалетном комплексе или в очереди за водой, но теперь она ведет себя так, словно они сестры. Глаза Ма мокрые от слез, как будто ее собственный ребенок пропал без вести. А я здесь, рядом, но она словно не видит меня.

После пуджи, просто отличной, потому что в конце нам раздают пахту с молотым кориандром и столько алу-пури[55], сколько влезет в живот, Ма позволяет Руну-Диди остаться дома, а меня оставляет у Пари. Она думает, что Пари поможет мне получить хорошие оценки на экзаменах.

Если бы могла, Ма потащила бы меня к себе на работу, держала бы меня все время на виду и кричала бы весь день, чтобы я занимался, – но она не может. Ее хайфай-мадам думает, что дети из басти полны микробов, туберкулеза, тифа и оспы, хотя оспа к нам не приходила уже целую вечность.

Я и сам не хочу идти туда, где думают, что у меня оспа. Папа говорит, что мы должны уважать себя, даже если другие нас не уважают. Когда он говорит «другие», то имеет в виду хайфай-мадам, а еще охранников в торговых центрах, которые тоже живут в басти, но не пускают нас, потому что мы не выглядим богатыми.

– Пуджа сработает? – спрашивает Пари у Ма, стоя у порога и поправляя подол синего наряда, похожего на хайфай-платье. Хорошая одежда достается Пари от хайфай-мадам ее мамы, которая избавляется от кучи великолепных вещей, как только они теряют хоть немного великолепия.

– Будем надеяться, что боги нас услышали, – говорит Ма.

– Чтобы говорить с богами, пуджа не нужна. Они могут услышать даже шепот, – говорю я.

Ма дает мне затрещину. Это не-особо-секретный сигнал заткнуться.

– Джай тратит зря все каникулы, не занимается, – жалуется Ма Пари, как будто Пари мой учитель. – Просто посмотри, можно ли ему хоть чем-то помочь…

– Конечно, чачи, – говорит Пари.

Ма выглядит довольной, когда уходит.

Я сажусь на пол рядом с Пари. Она кладет один из учебников мне на колени.

– Начни учить про окружающую среду. Когда я закончу обществознание, мы обменяемся.

Пари немножко читает. Я слежу за ползающими по полу черными муравьями и пытаюсь их запутать, ломая их колонну уголком учебника Пари.

– Полиция-полиция-полиция, – кричит ребенок. Полицию зовет кто-то еще. Мы с Пари бросаем книжки и бежим к двери. Пари выставляет руку, чтобы не дать мне двинуться дальше.

– Я обещала твоей маме, – говорит она.

– Мы должны выяснить, что происходит, – говорю я ей. – Мы же детективы.

Но я не двигаюсь. Жизнь в басти хороша и плоха тем, что новости сами прилетают тебе в уши, хочешь ты того или нет.

Мы с Пари прислушиваемся. Мы подбираем слова-которые-кажутся-важными из запыхавшегося клекота вокруг нас: полиция, арест, похититель, дети, баба, пуджа, сработала, ремонт телевизоров, Хаким. Мы расставляем слова по порядку, чтобы в них появился смысл. Полиция арестовала похитителя детей. Хакима, безобидного на вид мастера по ремонту телевизоров? Не такого уж и безобидного! Пуджа сработала мгновенно! Баба воистину сам Бог в человеческом обличье! Навес еще не убрали, ковры еще не свернули, а боги уже благословили нас.

– Это правда? – спрашивает Пари одну из своих чачи-соседок, которая бормочет свое «кто бы мог подумать» любому, кто захочет слушать.

– Баба был прав, – говорит чачи Пари. – Оказалось, это работа мусульман.

– Каких мусульман?

– Полиция арестовала четверых. Мулла-банда.

Чачи отворачивается от нас и говорит то же самое кому-то еще.

Пари постукивает правой ногой по полу.

– Четверо мусульман арестованы в тот же день, когда баба из «Самадж» проводит пуджу? Тебе это не кажется подозрительным?

– Фаиз будет расстроен, – говорю я.

Я тоже расстроен; это не я раскрыл дело.

Мы с Пари садимся на пороге. Я вижу, как к нам идет Фаиз.

Я машу ему и сдвигаю задницу, чтобы ему было куда присесть. Он падает рядом со мной и говорит:

– Они его забрали. – Он не выглядит грустным, просто ошеломленным, как будто кто-то ударил его по голове и перед глазами все еще вспыхивают звезды.

– Мы слышали, – говорит Пари.

– Они забрали Тарик-Бхая, – говорит Фаиз. – Говорят, телефон Аанчал у него. Просто потому, что он работает в магазине телефонов.