Патруль джиннов на Фиолетовой ветке - [29]

– Давай сделаем это завтра, – говорю я Пари.

Но она не слушает и спрашивает про Бахадура и у скучающих авторикш. Никто его не видел. Ее допрос очень нас тормозит, нам придется нанять велорикшу до метро, потому что пешком будет вдвое дольше. Ма говорит, что рикши – для людей с деньгами и что наши ноги, к счастью, могут делать работу колес. Я волнуюсь, что она увидит меня из квартиры своей хайфай-мадам, но потом вспоминаю, что она мне однажды рассказывала: оттуда даже великан будет выглядеть маленьким, как муравей.

Наш велорикша тарахтит мимо мужчин, чистящих картошку и нарезающих кубиками лук и помидоры у придорожных палаток. Автомобили с наклейками на бамперах, на которых написаны странные вещи, вроде «НЕ ПРИЖИМАЙСЯ», «Я БРЮС ЛИ» и «ИНДУС И ГОРЖУСЬ ЭТИМ», гудят и визжат, и тормозят на перекрестках, где светофоры мигают красным, оранжевым и зеленым одновременно. Карлик, которому можно ездить на метро бесплатно, потому что он ниже трех футов, попрошайничает посреди дороги, встав на цыпочки, чтобы стучать в окна машин.

На дороге полно кратеров, как на Луне, и мне приходится держаться за борта рикши, чтобы не вывалиться.

– Как вообще происходят аварии, когда движение настолько медленное? – говорит Пари, глядя на перевернутую «Хонду сити» посреди разделительной полосы. Колеса рикши наезжают на мертвую ворону, расплющенную по гудрону.

В конце поездки Пари просит меня заплатить, потому что у нее хватает только на билет. Должно быть, она догадалась, что у меня больше денег, чем я сказал. Рупии мамы укоризненно смотрят на меня, когда я протягиваю их рикше. Они исчезают в его кармане. Сорок рупий потрачено, раз – и нету.

Чтобы добраться до станции метро, нужно подняться по лестнице. Я держу глаза и уши открытыми, чтобы уловить все те картины и звуки, которые никогда не видел и не слышал раньше. C лестницы я показываю Пари на хайфай-здания.

– Вся эта земля, на, – говорю я, – когда-то была пуста.

Мне это Папа рассказывал. Он говорил, что раньше эта земля была полна валунов, которые тракторами раздробили крестьяне, чтобы выращивать тут горчицу. Но после долгих лет тяжкой работы они продали свои земли городским застройщикам в модных костюмах и теперь сидят по домам, и скука извергается у них из носов и ртов вместе с облаками дыма от кальянов.

– Как купить билеты? – спрашивает Пари. Она не переживает за крестьян.

Кассы заперты, а прижатые к их окошкам таблички говорят: «ЗАКРЫТО». Билетные автоматы выше и шире нас и выглядят как сложные головоломки, с которыми даже Пари не справиться. Она просит мужчину в полосатой красно-черной рубашке помочь нам – он берет наши деньги, но задает много вопросов. У вас что, нет занятий? Почему вы одни? Куда вы собрались? Вы знаете, как опасно в городе? Что, если кто-нибудь украдет ваши деньги? Что, если кто-нибудь украдет вас?

Хорошо, что со мной Пари – она выдумывает ложь с той же скоростью, с какой мужчина задает вопросы.

– Мы едем навестить бабушку, – говорит Пари, – она пришлет своего боя[30] забрать нас на вокзале.

Боев к себе в дома нанимают только богачи, но Пари делает бабушку настолько реальной, что я чувствую даже ее стариковский запах, бумажную кожу и тальк в складках лица и шеи. Мужчина наконец убежден. Он нажимает на несколько кнопок.

На экране появляется карта станций, и он спрашивает нас, где мы хотим сойти. Затем он нажимает еще больше кнопок. Машина глотает наши деньги и выплевывает пластиковые монетки – мужчина говорит, они как билеты. Он советует нам слушать объявления – так мы узнаем, где сойти.

– Будьте осторожны, – говорит он, прежде чем уйти.

Я очень настороже. Я осматриваю станцию, надеясь, что смогу понять, над какой частью работал Папа. Может, отпечатки его пальцев впечатаны в бетон и скрыты под краской. Дорожный шум с улицы втекает внутрь станции, но стены заглушают его. Как будто мы в чужой стране. Даже смог отсюда выглядит смирным.

Пари хватает меня за рукав и говорит:

– Ты чего на все пялишься как дхаккан[31]? Особенно сейчас, когда мы не можем терять время. Соберись.

Мы копируем то, что делают люди впереди нас, и прикладываем наши жетоны к низким, похожим на колонны машинам, которые нас пропускают. Наши сумки просвечивают рентгеном, затем мы проходим через рамку металлоискателя, который пищит не переставая.

Женщина-полицейский проверяет за занавеской всех леди, а мужчина-полицейский обыскивает у рамки джентльменов.

– Что внутри? – спрашивает полицейский у одного мужчины, постукивая по кошельку, который торчит у того из кармана джинсов. Но нас они пропускают без проблем, потому что знают: дети не могут быть террористами, что носят на себе бомбы.

Чтобы добраться до платформы, мы можем либо поехать по движущейся лестнице, либо пойти по обычной. Старушка в красном сари и золотых браслетах останавливается перед движущейся лестницей и говорит: «Нет, это выше моих сил, я не могу», но ее муж с еще более сгорбленной, чем у нее, спиной берет ее за руку и тянет на лестницу. Затем они скользят вверх, счастливые, как птенцы, которые только что научились летать.

Мы с Пари тоже поднимаемся по движущейся лестнице.