Поэт почти не разговаривал. Он немного сник после того, как ему не дали прочитать стихотворение, и налег на вино. Через час он был уже основательно пьян, встал, огляделся, словно пытаясь вновь отыскать книгу, и вдруг покачнулся.
— Простите, — пробормотал он и вышел.
Национальный костюм скрылся за дверью.
— Крестьяне святы, — насмешливо сказал коммерсант.
Вероника обмякла на стуле и жалобно протянула:
— Даже не знаю, так чего-то хочется…
— Чего же, дорогая? — спросил коммерсант.
— Догадайтесь.
Они испуганно отпрянули друг от друга, когда открылась дверь.
Поэт чуть было не заметил их.
Стихов, однако, в комнате-музее так до утра и не читали.
Назавтра в три часа дня они тронулись в путь на машине, на которой развевался национальный флажок.
За рулем сидел коммерсант, рядом Вероника в розовом дождевике. Поэт скучающе развалился на заднем сиденье, у него был такой унылый вид, словно это вовсе не он пробудил национальное самосознание.
Они выехали из города и весело мчались по извилистым дорогам, под покровом нескончаемого леса.
Вероника то и дело восклицала:
— Ах, как замечательно!
— Какая глушь!
— Просто изумительно!
Коммерсант не переставая улыбался.
— Нравится? — спросил он.
— Очень!
— А что больше?
— Что, чтó больше?
— Я или эти дикие места?
— Ты тоже дикий.
Они петляли меж нависавших над ними скал.
— Стой! — раздался вдруг чей-то окрик.
Посреди дороги возникла фигура с револьвером в руке. Это был рослый, молодой мужчина, кстати, в национальном костюме.
— Грабитель! — побледнел коммерсант и остановил машину.
Мужчина приблизился и направил на них револьвер.
— Деньги! — потребовал он.
Поэт поник головой.
— Он в национальном костюме! — прошептал он потрясенно.
— Выходи и деньги на бочку! — скомандовал грабитель.
Первой выскочила Вероника.
— У меня нет денег, — сказала она.
— У вас я и не взял бы, — отозвался грабитель. — Отойдите в сторонку.
Поэт, сжавшись, вылез из машины.
— У меня нет денег, — сказал он, подняв руки.
— А что есть?
— Только душа.
— К чертям собачьим вашу душу, — выругался грабитель и набросился на коммерсанта.
— Деньги! Живо!
Коммерсант стонал и кряхтел.
— Живо! Не то пристрелю!
Коммерсант, дрожа, вытащил пачку банкнот и отдал.
— Ваше счастье, — сказал грабитель и начал пятиться к лесу, не опуская направленного на них револьвера, улыбнулся Веронике, бросился в чащу и был таков.
— Какой симпатичный, — сказала Вероника.
Поэт и коммерсант не сразу обрели дар речи. Они присели на бампер и, уронив головы на ладони, застыли в скрюченных позах.
— Обокрал, мерзавец!.. — выдохнул наконец коммерсант. — Но я тоже идиот, взять с собой деньги!
Он оглядел свой костюм, заглянул в карманы.
— Конечно, в этом костюме я был в субботу в магазине… Всю месячную выручку прямо в карман и сунул… Обокрали, обокрали!..
Вероника направилась в сторону леса, где исчез грабитель.
— Боже правый! Он же был в национальном костюме! — заговорил наконец поэт.
Коммерсант с укором посмотрел на него:
— А все из-за тебя.
— Почему из-за меня?
— Не ты ли в своих стихах без конца талдычишь, что нужно носить национальный костюм! Народ из-за тебя с ума посходил! Ищи его теперь свищи. Месячную выручку уволок, мерзавец.
— А ты наживаешься на национальных святынях.
— Я не наживаюсь, а зарабатываю честным трудом.
— Ты только денег лишился.
— А ты, черт тебя дери, чего лишился?
— Он душу из меня вынул.
— Скажите, пожалуйста!
Поэт вскочил.
— Душу, понимаешь?! — закричал он вне себя. — Он испоганил все, во что я верил… Я уничтожен… Меня больше нет… Я не смогу теперь написать ни строчки…
— Ты и прежде не мог, — заметил коммерсант.
Поэт с горечью набросился на него:
— Ты неблагодарный!
— Это ты неблагодарный! Я с тобой расплачиваюсь сполна. Свою долю ты всегда имеешь.
— Ты думаешь, я пишу ради этой доли?
— А ради чего же?
— Из внутренней потребности.
— Зачем же тогда деньги берешь?
— Жить-то на что-то надо.
— Вот ты и жил за мой счет.
— А ты за счет моих стихов!
Коммерсант тоже вскочил.
— Все, знать тебя больше не желаю! — в запальчивости воскликнул он, подлетел к машине, выхватил развевавшийся на крыше флажок и швырнул его на землю. — С этим тоже покончено! — отрезал он.
Упавший духом поэт, ссутулившись, пешком отправился домой.
— Негодяй… — прокричал ему вслед коммерсант и не двинулся с места, пока тот не исчез из виду. Тогда он огляделся и вспомнил про Веронику.
«Куда же она подевалась?» — удивился он про себя.
Побродил вокруг, но ее нигде не было.
— Вероника! — крикнул он.
Напрасно. Вероника улетела, словно пчела. Улетела, влекомая медовым ароматом денег.
Было тихо, стояла чудесная погода.
Коммерсант подождал еще минутку, потом подобрал сорванный флажок и воткнул его обратно на крышу.
Сел в машину, мысленно списал все происшедшее по статье «убытки» и плавно тронулся с места.
Вскоре он догнал идущего пешком поэта, притормозил и окликнул его:
— Давай садись.
Поэт послушно сел. Буркнул:
— Спасибо.
— Нам уже поздно начинать все сначала, — дружелюбно сказал коммерсант, и они продолжали свой совместный путь на паях.
