Патриотизм снизу. «Как такое возможно, чтобы люди жили так бедно в богатой стране?» - [44]

Русские националисты в Казани, как, впрочем, и в других регионах, часто отвергают кремлевский патриотизм и предпочитают называть себя националистами, а не патриотами, поскольку стоят за «русский народ»:

Патриоты – они, можно сказать, как раз за Путина. Путин у них там молодец, все, что ни сделает Путин, это хорошо. У них нет логики. Они патриоты, но патриотизм в ситуации со мной. Если в России будет больше 50% инонародних, тех же самых таджиков, им будет нормально. Они будут видеть статистику, что больше наркотиков появилось, они будут думать, что это госдеп или еще что-то, а Путин у нас хороший, все нас хотят подорвать. Это, я считаю, патриоты – отбитые люди. У них и Новороссия хорошо, еще что-то. Я не могу назвать себя патриотом. Я могу себя назвать националистом – я за русский народ. Я вижу, что сейчас в России русский народ прессуется, мне это не нравится. Я русский националист (Казань, организатор курсов казачьего ножевого боя, русский националист, М, 21 год).

В то же время «русский народ» для этого и других информантов той же категории – шире, чем просто этническая принадлежность. Можно говорить скорее об имперском его понимании:

Интервьюер: Кто для тебя народ? Русский народ – что его выделяет?

Респондент: Это вообще русскоязычный мир.

И: Люди другой национальности, которые говорят на русском?

Р: Конечно, они в нашем поле. Большое время мы жили вместе (молодой активист общества русской культуры).

Или:

Интервьюер: Кто входит в категорию «русский народ»?

Респондент: Непосредственно русские. Можно сказать, татары, русские, но явно не чеченцы. Чечня считается Российской Федерацией, но пускай они лучше живут у себя в Чечне, чем едут сюда.

И: Почему татары – да, а чеченцы – нет?

Р: Как я говорил, татары даже под Российской империей считались своими. В принципе, так, потому что татары издавна считались своими людьми, не было такой вражды сильной. А со стороны этих народов – у них там и наркотики, это все идет оттуда, одни проблемы. Я вот думаю: зачем нам чужое говно, когда у нас есть еще свое говно, можно так сказать, в принципе. Нам это не нужно. Нужно искоренять свои проблемы: алкоголизм, наркоманию. А если еще и эти будут свое вводить, будет очень тяжело и ничего не поменяется (Казань, организатор курсов казачьего ножевого боя, русский националист, М, 21 год).

Отметим еще, что среди людей с сильной русской этнической идентификацией не всегда приветствуется православие, по крайней мере его официальная, институционализированная версия. Не всегда поддерживаются также и официальные патриотические праздники, в том числе и День Победы:

Понимаешь, одно дело – треп, 9 мая прошелся, 10-го забыл. Я почему 9 мая не люблю – потому что 9-го все начинают, все жулики-бандиты, все становятся патриотами. Все они внуки погибших, дети ветеранов. Все жулики-бандиты 9 мая с наклейками «повторим/на Берлин», 10-го мая ничего нет. Вот почему я не верю всем этим официальным формам работы, в том числе и Бессмертному полку под руководством высших наших эшелонов, они способны только один день пройти, никакой подготовительной работы, никакой работы для живых, для своих внуков хотя бы, никто не планирует (Казань, организатор поисковых отрядов, русский националист, М, 53 года).

В том, что касается религии, респонденты с сильно выраженной религиозной принадлежностью склонны также уважать и поддерживать отношения с верующими, принадлежащими к другой религии. Таких респондентов в нашем исследовании оказалось немного, но ни межрелигиозная рознь, ни угроза исламизации не упоминались. Удивителен пример русской пенсионерки, которая ходила на курсы татарского языка в исламский университет и осталась этим опытом очень довольна: «После того как еще я на эти курсы сходила, у меня к исламу, к традиционному, очень даже хорошее отношение».

Подытоживая, можно сказать, что этническая идентификация в Татарстане выражена сильнее, чем в других регионах нашего исследования, и это касается русских так же, как и татар. При этом националистические активисты с разной этнической идентификацией проявляют друг к другу скорее уважение. Русские националисты намного более ксенофобски настроены по отношению к другим (нетатарским) этническим группам и мигрантам.

Таким образом, оказывается, что дискурс республиканских властей о «модели Татарстана», суть которой заключается в мирном сосуществовании разных религий и этнических групп, укоренен в повседневности, в обыденном взаимодействии людей друг с другом. Стоит, впрочем, заметить, что в связи с относительно небольшим размером выборки здесь неизбежны упущения. Несомненно, некоторая межэтническая и межрелигиозная напряженность в обществе присутствует, однако, как видно из интервью, она довольно мала.

Часть II Активистский патриотизм

Если в первой части мы в основном говорили о повседневном, то есть часто неотрефлексированном патриотизме людей, не являющихся активистами националистических или патриотических движений, то во второй части мы сосредоточимся на патриотизме активистском и, соответственно, на людях, сознательно апеллирующих к национализму или патриотизму в своей общественно-политической деятельности. Наша цель здесь – соотнести активистский и повседневный патриотизм. В России активизм – как патриотического толка, так и по другим идеологическим направлениям – не слишком распространен и затрагивает небольшое количество людей. Тем не менее в силу публичной деятельности активистов, движения, с которыми они связаны, могут менять общий идеологический фон, на котором люди взаимодействуют в повседневной жизни. Разумеется, доминирует та версия патриотизма, которую продвигает руководство страны, но, как мы уже видели в первой части, эта версия отвергается и критикуется большинством россиян, даже если они и не являются активистами.