Патриотизм снизу. «Как такое возможно, чтобы люди жили так бедно в богатой стране?» - [16]
[Что такое для меня Россия?]: Люди, люди, люди! <…> [Если я патриот], я буду что-то делать для того, чтобы здесь было лучше. Исправить. Люблю свою родину, хоть она уродина. Не надо унижать страну [как делают либералы], в мире уважают сильного (Москва, предприниматель на пенсии, Ж, 60 лет).
Не надо лить помои на страну, в которой ты живешь. Если чем-то недоволен, то возьми и что-то изменяй, работай… Но кричать «Россия, Россия, Россия лучше всех!» – это, я считаю, тоже неправильно (Москва, пенсионерка, бывший рабочий, 65 лет).
Образы России и «народа», создаваемые этими патриотами, не обязательно совпадают в деталях с образами, транслируемыми СМИ или возникающими в официальном кремлевском дискурсе (напомним, что подавляющее большинство респондентов, в том числе государственные патриоты, относятся к СМИ скептически). Важно, что транслируемый образ представляется им позитивным и служит основой для создания собственных образов, которые уже могут не соответствовать привычным шаблонам.
Так, рабочий из Санкт-Петербурга (М, 30 лет) упоминает забастовки против реформы законодательства о труде, проходившие в июне 2016 года во Франции, и описывает, как рабочих там «гнобят» и угрожают посадить, если они выходят на демонстрацию. При этом он полагает, что в России у рабочих больше возможностей для того, чтобы отстаивать свои права: «У нас демократия! А не диктатура. Вот так».
А вот как высказывается о российском народе подрабатывающий официантом студент академии Макарова[36] (Санкт-Петербург, М, 21 год): «Ну блин, ты просто сравни Америку, Британию, и просто даже любую другую страну, и Россию. Мы очень демократичные, мы можем высказываться, мы не боимся». Студент со стилем гопника (Санкт-Петербург, М, 22 года) отвечает на вопрос о том, что ему нравится в России, так: «Что нравится… Блин, ну люди наверно. А в России. Ну здесь много свободы. Много свободы, и здесь прекрасно быть молодым. Угорать можно, развлекаться „по-жесткому“, и ничего тебе не будет».
Остается прояснить суть уже упоминавшегося запроса на государственный патриотизм, отмеченного в ходе исследования у части респондентов на Алтае. Речь идет о желании верить в идеальный образ России или народа, которое остается неудовлетворенным, поскольку действительность слишком сильно расходится с идеалом. Такие респонденты жалуются, что государственного патриотизма не хватает или что он существует по большей части на словах. О наличии такого запроса свидетельствует, в частности, неформальная беседа с таксистом из Рубцовска (М, 50 лет). Он армянин, но живет на Алтае уже 30 лет и не собирается никуда уезжать. Чувствует себя в крае комфортно, несмотря на экономические трудности (по специальности он строитель, но был вынужден переквалифицироваться в таксиста, поскольку строительного заработка не хватает на жизнь). Он большой патриот России и рассуждает о ней так:
Респондент: Просто хорошо, что есть армия, оборона. Оружие. Остальные боятся. А так давно бы Россию по кускам растащили бы, Америка, например. <…> А олигархи могут и продать страну. Ты не веришь? Запросто. Они могут взять Алтайский край и кому-то продать. Лишь бы деньги были у них.
Социолог-собеседник: Ну то есть им Путин не дает страну распродать?
Р: Да-да. Наоборот, он еще расширяет. Что тогда было, теперь назад. Что тогда отдали, назад берем.
<…>
С-с: А как вы считаете, есть в России сейчас патриотизм?
Р: Мне кажется, при такой власти никто ничего в России хорошего не ждет. <…> Надо какого-то патриота, чтобы страну поднять. Но назад пути нет, я думаю, вряд ли что-то изменится. Потому что в собственности у государства уже ничего нету, везде собственники, так? Теперь Ленина надо, чтобы революцию. А теперь и Ленин не поможет. Потому что тогда вилами и лопатами, а теперь у каждого кнопочка. Фьють, и ракеты полетят! Сейчас революцию винтовками не сделаешь.
Иными словами, запрос на государственный патриотизм, по сути, оказывается запросом на экспроприацию олигархической собственности в пользу государства. Путин в целом неплохо справляется с задачей «поднять страну», но этого недостаточно. Желательна революция (и революционный лидер), но шансов на это мало. Еще один пример – преподавательница в сельской школе искусств Алтайского края (Ж, 43 года). Она отмечает проблему нехватки в обществе сплоченности и связывает это именно со слабостью патриотического проекта, осуществляемого руководством страны, которое недостаточно «старается для народа» или если старается, то «поверхностно»:
Знаешь, когда сплотились? Когда олимпиада проходила, какая-то сплоченность появилась. И когда Крым. То есть у людей какая-то сплоченность появилась, надежда на что-то. А потом происходит сейчас опять угасание, то есть мы не видим каких-то дальнейших действий, да, по сплочению нации. То есть опять пошло в то же русло. И люди опять начинают разъединяться. <…> Может быть, если бы стали как-то более экономически… То есть вот те же заводы, фабрики строить, чтобы люди видели, что правительство что-то старается для народа, может, тогда бы получился. А сейчас они от нас вот отстраняются, поэтому у народа какое-то вот равнодушие появляется.
Крайне субъективное восприятие устройства, функционирования и принципов любого государственного аппарата, а также принципов и мотиваций подавляющего большинства госаппаратчиков. Чрезвычайно теоретичное представление о том, как можно взаимодействовать или противостоять госаппарату. Беспредметные рассуждения о роли и влиянии общества и общественности на экономику и государство.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
За последние десять лет Россия усовершенствовала методы "гибридной войны", используя киберактивы для атаки и нейтрализации политических оппонентов. Хакеры, работающие на правительство, взламывают компьютеры и телефоны, чтобы собрать разведданные, распространить эти разведданные (или ложные данные) через средства массовой информации, создать скандал и тем самым выбить оппонента или нацию из игры. Россия напала на Эстонию, Украину и западные страны, используя именно эти методы кибервойны. В какой-то момент Россия, видимо, решила применить эту тактику против Соединенных Штатов, и поэтому сама американская демократия была взломана.
Доменик Рикарди — известный канадский футуролог. В октябре 2000 г. он дал интервью, в котором поделился своим прогнозом-предсказанием о будущем России в 21 веке. На Западе его еще называют «квебекским Нострадамусом» — если верить журналистам, во время «Уотергейтского скандала», назвал точную дату отставки американского президента Никсона, предсказал разрушение Берлинской стены, распад Югославии и развал СССР. Читая прогнозы Доменика Рикарди, невольно приходишь к мысли, что его версия будущего — следуя его аргументам и выводам — намного реальнее, чем официальная ложь. В отличие от распространенного в интернете сокращенного текста этого интервью под названием «Доменик Рикарди: я Россию уже не вижу», здесь представлена полная версия.
÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷ Переход от полного доминирования идей государственного вмешательства в первой половине XX в. к неолиберальному консенсусу конца XX в. — один из ключевых, но недостаточно исследованных моментов современной истории. Д. Стедмен-Джоунз анализирует, каким образом в 1940–1980-е годы в Великобритании и США неолиберальные идеи — об индивидуальной свободе, свободных рынках и дерегулировании — трансформировались в электорально успешные политические программы. Пытаясь ответить на вопрос, почему, столкнувшись с глубоким экономическим кризисом 1970-х годов, политики и чиновники обратились именно к неолиберальным идеям, автор рисует трёхмерную картину, сочетающую (а) интеллектуальную историю зарождения, развития и распространения неолиберальных идей в 1940–1970-е годы, (б) экономическую историю от послевоенного бума до стагфляции 1970-х годов и (в) эволюцию партийной политики в США и Великобритании в этот период.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Во времена испытаний интеллектуалы, как и все люди, оказываются перед трудным выбором. В XX веке многие из них — кто-то по оппортунистическим и карьеристским соображениям, кто-то вследствие преступных заблуждений — перешли в лагерь фашистов или коммунистов. Соблазнам несвободы противостояли немногие. Было ли в них что-то, чего недоставало другим? Делая этот вопрос исходным пунктом своего исследования, Ральф Дарендорф создает портрет целого поколения интеллектуалов. На страницах его книги появляются Карл Поппер, Исайя Берлин, Р. Арон и Н. Боббио, Х. Арендт, Т. В. Адорно и Д. Оруэлл, а также далеко не похожие на них М. Хайдеггер, Э. Юнгер, Ж.-П. Сартр, М. Шпербер, А. Кёстлер и другие.
Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л.
Распад Советского Союза стал среди прочего результатом отказа властей от рыночных преобразований. Промедление с реформами в 1980-х обусловило их радикальный характер в ситуации развала экономики уже постсоветской России в 1992 году. В книге Андрея Колесникова исследуется и оценивается интеллектуальная и политическая история российских либеральных реформ 1990-х в переплетении с биографией их главного архитектора Егора Гайдара. Радикальные преобразования стали авторским проектом Гайдара и его команды. Но при этом, как показывает автор, они были неизбежными и безальтернативными.
Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова.