Патриот. Жестокий роман о национальной идее - [2]

— Все в порядке: пульс в норме, давление поднимается до нормального показателя.

— Ну, раз так, то будет жить. Да… Всякое видел, но чтобы выжить после такого ранения… Впрочем, еще раз убеждаешься, что медицина наука неточная, и слава богу! Ведь умереть должен был по всем правилам. С таким подарком, — он кивнул в сторону пули, — отправляются куда подальше. Ждет его кто?

— Жена ждет. Как привезли его, она так и сидит под дверями блока, не уходит, — подал голос один из ассистентов.

— Тем более хорошо. Хорошо, что у парня такая жена настоящая. Так и надо, — усмехнулся хирург, — когда такая жена есть у человека, то имеет смысл жить дальше. Знаешь, что есть одна душа, которая, как там, в песне, поется? «Тебя вовеки не предаст». Ладно… Снимаем парня со стола, перекладываем на каталку и отвозим в интенсив. Пусть ночку полежит, посмотрим, как он после второго рождения себя станет чувствовать. Оленька, вы табличку на каталку повесили или опять как всегда?

— Ой, извините, Павел Константинович, сейчас повешу.

— Не забывайте, ведь сто раз говорил. — Мечников хотел рассердиться, но ему нравилась Оленька, да и сорок пятая по счету извлеченная пуля не давала повода для плохого настроения. — Как там его звать-величать?

— Сейчас гляну, Павел Константинович. Да где же у меня тут было записано-то? А, вот: Герман. Да, точно. Герман Кленовский. Сейчас сделаю табличку и отвезу его в реанимационное отделение. А вы… домой?

— Оленька, вы лучше его отвезите и ко мне в кабинет зайдите потом, расскажете, что там с больным, хорошо?

Оленька просияла и почувствовала, как в низ живота мгновенно ударила теплая волна. Задохнувшись от желания, она не смогла ответить, лишь несколько раз кивнула…

…Он пришел в себя на рассвете. Первым, что увидел, был потолок. Попробовал покрутить головой, сначала вправо, потом слево. Слева, на стуле, сидела Настя и дремала. Сон сморил ее несколько минут назад, а все остальное время она провела у его постели, прислушиваясь к дыханию своего Геры. Он захотел позвать ее, но понял, что с выражением своих мыслей с помощью голоса придется подождать: говорить не получалось. Тогда он, постаравшись, чтобы это не походило на стон и не испугало ее, принялся тихо мычать. Настя открыла глаза, взглянула на него. Ее глаза выражали покой, и никакой тревоги в них не было.

— Ты коровка?

Он чуть улыбнулся и немного покачал головой: «Нет. Я не коровка».

— Тогда зачем ты мычишь? Больно говорить? Ничего. Доктор сказал, что это пройдет. Что-то хочешь сказать? А давай я дам тебе ручку и подставлю блокнот. Напишешь мне?

Он кивнул. Как мог, ослабевшими пальцами взял авторучку, приложил ее к бумаге и кривыми, наезжающими одна на другую буквами написал: «Привет, малыш. Я вернулся. Ты рада?»

Настя лишь прижалась лицом к его руке.

Все осталось позади: и майор Давыденко, не поверивший в смерть Геры, и на удивление быстро приехавшая вызванная им «Скорая», дежурившая в аэропорту, и женщина-врач, когда-то работавшая в чеченском полевом госпитале, которая благодаря этому своему жизненному обстоятельству точно знала, что надо делать в таких случаях. И вызванный по рации вертолет МЧС, домчавший в Склиф по воздуху летящего в этот момент по черному тоннелю Геру.

А потом тоннель лопнул. Просто он стал не нужен.

Гера вернулся.

Как завербовать… олигарха

Оставим на время нашего воскресшего героя. У него впереди долгий путь к выздоровлению и ограниченная на это время жизнь: режим, лекарства… Лучше поглядим, что же случилось после того, как империя «Юксона» развалилась и остатки ее превратились в пыль, которую унес тот самый wind of change, воспетый однажды наивными пенсионерами из группы «Скорпионс».

Борис Хроновский, как и предсказывал старичок Гадва, был осужден на десять лет и водворен в одно из исправительных учреждений на севере страны. То, что произошло с ним, имело свою предысторию. Именно о ней сейчас и пойдет речь.

Отчего-то всегда получается так, что если какой-либо бизнес принадлежит больше чем одному человеку, то бизнес этот можно считать заранее обреченным. Это как в абсолютной монархии, как в любой диктатуре: есть один, кто сидит на троне, и он владелец ста процентов акций. Только в этом случае можно рассчитывать, что это самое предприятие просуществует в течение приличного срока. В «Юксоне» было по-другому, да и не только в «Юксоне»: шумными «бракоразводными» процессами между вчерашними партнерами по бизнесу переполнены новостные ленты газет и интернет-сайтов. И, как при любом разводе, одна из сторон всегда остается недовольной, так и партнерам по бизнесу редко удается решить свои дела «полюбовно». Здесь и бесконечные судебные процессы, и сливы грязного компромата через те же самые газеты и сайты, и даже стрельба «по-ковбойски» — это когда наемные «ковбои» расстреливают вчерашнего партнера прямо из автомобиля или находясь верхом на мотоцикле, после чего с радостными криками куда-то улепетывают, и милиция ищет их «след в прерии» долгие годы, что весьма сложно, так как следы в прериях исчезают быстро.

В империи под названием «Юксон» абсолютной монархии не было. И незачем идеализировать образ Бори Хроновского: нет там ничего, что можно было бы идеализировать, но Боря, как ни странно, думал, что у него есть друг. Самый настоящий друг, преданный и честный. И Боря настолько верил в эту дружбу, что не видел ничего неразумного и странного в том, чтобы отдать своему другу часть «Юксона» во владение, а вот друг, хоть и не имел ничего против Бориной щедрости, со временем стал втайне его ненавидеть. Объяснять причины его ненависти долго, они банальны и уж точно из тех, что уходят корнями в самую древнюю, изначальную историю человечества. Многие журналисты, «передрав» это друг у друга, назвали Борю Хроновского после его ареста современным Монте-Кристо. Возможно, это и так. Возможно, что если Боря когда-нибудь попадет на волю, то где-то на затерянных офшорных счетах белопесочных и голубоводных Багамских островов ждут его несметные, отмытые сокровища. Вот только добраться до этих отмытых денег Боре будет очень тяжело. Об этом есть кому позаботиться…