Патриарх Пимен. Путь, устремлённый ко Христу - [63]

«Первое. Русская Православная Церковь неукоснительно должна сохранять старый стиль — Юлианский календарь, по которому преемственно молилась в течение тысячелетия Русская Церковь.

Второе. Россия как зеницу ока призвана хранить во всей чистоте Святое Православие, завещанное нам святыми нашими предками.

Третье. Свято хранить церковнославянский язык — святой язык молитвенного обращения к Богу.

Четвертое. Церковь зиждется на семи столпах — семи Вселенских Соборах. Грядущий VIII Собор страшит многих… Да не смущаемся этим, а только спокойно веруем в Бога. Ибо если будет в нем что-либо несогласное с семью предшествующими Вселенскими Соборами, мы вправе его постановления не принять».

Интересно сравнить это лаконичное, в форме тезисов, но чрезвычайно емкое и духовно насыщенное исповедание православной церковности уже маститым старцем, с подобным же исповеданием, — стихотворением «Православная Церковь», написанным о. Пименом в молодости:

Родная Церковь, Мать Святая,

Тебя создал Господь Христос.

Он сам за жизнь твою страдая,

Позор Голгофский перенес.

Ты правды Божьей утвержденье,

Столп вечный истины святой.

Ты город мира и спасенья,

Оплот твердыни неземной.

Ты овчий двор, Христово стадо,

Удел твой — святость и любовь!

Венец твой — райская награда,

Источник силы — Божья кровь.

Ты — со Христом всех единенье,

К блаженству в небе — путь святой,

В тебе одной для всех спасенье,

Блажен с тобою род людской.

О, Православная Ограда,

Навек пред Богом ты чиста.

Ты всех спасаемых отрада,

Невеста дивная Христа!

Как видим, Патриарх Пимен до конца своих дней сохранил верность духовным обетам юности, он был и остался твердым исповедником веры, истинным, глубоко любящим сыном Церкви.

В этом безыскусном стихотворении запечатлено православное понимание Церкви, безупречное с точки зрения христианской экклезиологии, отчеканенное в точных богословских и достаточно выразительных поэтических формулах. Так сомкнулись альфа и омега, начало и конец — и в его жизни, и в исповедании, и в служении… Господь наградил его великим и незаменимым даром, лучше всего выражаемым древнерусским и церковнославянским словом «благостояние » (не «благосостояние»!), то есть — стояние во благе, твердое, хорошее стояние. В жизни Патриарха это было твердое стояние в вере и за веру. Он стоял и выстоял — с помощью Божией. «Многие не понимали. И не поймут. Упрекнут в «советизме», в слабости перед властью… Но патриотическое, державное служение Православной Церкви, всегда жертвенное — потому и неодолимое! — от века, со времен Византии, завещано ей величайшими ее подвижниками и учителями. Подвиг Русской Церкви в XX веке в том и состоял, что не себя только и не гонимых своих верующих хранила и спасала она, но и великое наследие Православной державности. Выстояла Церковь — устояла и Русь»[230].

Во всей биографии Святейшего Патриарха Пимена нашли отражение сокровенные слова великого псалмопевца Давида:

Одного просил я у Господа, того только ищу, чтобы пребывать мне в доме Господнем во все дни жизни моей, созерцать красоту Господню и посещать святый храм Его. И Господь внял молитвам своего избранника — укрыл его в скинии Своей в день бедствия и вознес его на скалу (Пс. 26, 4–5)…

«Русь уходящая»?..

Вдохновляясь прославленной картиной Александра Иванова «Явление Христа народу», другой великий русский художник Павел Дмитриевич Корин (1892–1967) решил создать свое грандиозное эпохальное полотно, первоначально названное им «Реквием». Реквием должен был прозвучать как духовный гимн гонимой, но не сломленной православной России. Замысел композиции картины был построен на интерьере Успенского собора Московского Кремля. В центре мы видим св. Патриарха Тихона, справа — его преемника Патриарха Сергия, слева — Патриарха Алексия I. Поистине поразительно, что в образе молодого инока Пимена художник прозрел (и поставил его на первый план) еще одного Патриарха.

Таким образом, П. Д. Корин написал пророческую картину, которая возвещает неодолимость Церкви, Руси Святой, вратами ада. Святая Русь была, есть и будет. Все ложное и искажающее ее подлинное лицо — лишь затянувшийся, трагический, но преходящий эпизод в истории великого русского народа.

Максим Горький не столько из конъюнктурных соображений, сколько из желания «легализовать» дерзновенный замысел художника, предложил назвать его картину «Русь уходящая». Название было принято. Горький помог Корину получить мастерскую на Девичьем поле, куда он вместе с супругой переехал в марте 1934 года и где прожил всю свою жизнь[231].

По расхожему мнению советских искусствоведов, «Русь уходящая» призвана была показать «конец русского православия». В 1936 году для картины был сконструирован специальный подрамник и загрунтован огромный холст, но он остался нетронутым, его и сегодня можно увидеть в мастерской художника. «Русь уходящая», или «Реквием», как завершенное полотно так и не появилась (общий эскиз картины датирован 1935–1959 гг.): «Я не сделал того, что мог сделать, что было в самый разгар работы насильственным образом прервано, — писал П. Д. Корин; — моя рана — моя картина».

Однако замысел этот все же можно считать воплощенным — остались тридцать шесть этюдов к ненаписанному полотну, ставших самостоятельными работами, — тридцать шесть великолепных, вполне законченных портретов в рост («Схимница», «Отец и сын» и др.), то есть практически все персонажи шедевра.