Пастырь Вселенной - [61]

Лея же, освободившись от одежды, обернулась и увидела, что Владимир не сидит уже, а стоит с плазмеметом в руке, пожирая ее взором там, где и она сама бы постеснялась так пристально изучать себя перед зеркалом. Лея, испытывая трепет, порывисто села спиной к Володе, закрыв руками лицо, так что пьяный от распирающей страсти Владимир оказался теперь лишен возможности видеть заветные места ее тела. Сжав зубы и боясь сделать что-нибудь неправильно, Володя подошел к Лее и сел сзади. Потом нежно провел ладонью по нервно зажатой шее девушки, через спину и упругую поясницу, коснувшись, наконец, сочного, словно персик в пору урожая, основания бедра. Спина девушки сверху донизу была волнующе потной и пыльной, и теперь Володина ладонь тоже стала влажной, в свалявшихся катышках. Лея сидела не шелохнувшись, и Владимир, следуя древней формуле — «молчание знак согласия», не выпуская, впрочем, из правой руки плазмомета, левой скользнул по влажной ложбине, где живот смыкается с бедром, к сокровенным тайнам тела пленницы.

— Это изнасилование?

— Нет… — откликнулся Володя, чья рука, позволившая себе, оказывается, недопустимую вольность, сразу: ретировалась обратно и теперь почти по-дружески лежала там, сбоку, всего лишь на пояснице.

— А если так, может, следует спросить моего согласия? — с надрывом в голосе почти крикнула Лея.

— Так ты согласна? — уже совсем ничего не понимая, сквозь, казалось, оглушительный стук своего сердца, поинтересовался Володя.

— Нет! — злобно отрезала девушка и, повернувшись наконец к Володе лицом, так сверкнула на него глазами, что если бы знала, какая буря самобичевания и отчаяния разразилась сейчас в душе Владимира, то могла бы спокойно разоружить его и даже, при желании, прекратить его страдания шариком раскаленной плазмы. Но и самой Лее сейчас было не до этого. Оба, кажется, забыли, что в правой руке Володи был зажат плазмомет.

Владимир, с трудом сглотнув почти непроглатываемый комок в каком-то непролазно-узком горле, спросил срывающимся, не своим голосом:

— Тебе дать одежду?

— Да! — отозвалась Лея, отвернувшись и накрепко сжимая ноги. Впрочем, Володя теперь сам смотрел в сторону и видел только контур да белый цвет тела Леи, без подробностей.

Володя, чувствуя себя как во сне или будто только что совершил какую-то запредельную низость, отворил старенький шкаф и, достав оттуда темно-синий бархатный халат мамы, бросил его Лее. Девушка стремительно надела его, бесследно скрыв наготу. Она продолжала сидеть на полу все так же, спиной к Володе, и вдруг без паузы, неожиданно попросила, потребовала даже:

— А теперь, пожалуйста, открой окно. Для меня тут НЕСТЕРПИМО жарко.

Владимир, начиная смутно догадываться об истинной причине раздевания Леи, сопоставив это и с невозможностью для девушки употребления горячей пищи или питья, распахнул окно. И хотя плоть Володи была все еще возбуждена до предела, сознание стремительно трезвело. Сейчас Владимир уже хорошо осознавал, к примеру, что сжимает в руке смертоносное оружие и что у него нет, увы, оснований слишком уж доверять Лее, в которую, он это хорошо понимал, теперь был действительно страстно, что называется, по уши влюблен.

Девушка же и не думала скрывать причины своего внезапного стриптиза — напротив, она чувствовала потребность объясниться как можно скорее.

— Понимаешь, — сказала она, все еще не находя в себе сил повернуться к Володе лицом, — мы не привыкли к вашей земной жаре. На улице-то еще у вас куда ни шло, но то, что делается в ваших жилищах, — это просто кошмар. Мой костюм поддерживал оптимальную температуру, пока не разрядилась батарея, подзарядить которую нет никакой возможности в твоих домашних условиях. Это возможно только в нашем штабе. Как только комбинезон перестал генерировать холод, я испытала состояние, близкое к тепловому удару, — ведь он начал копить мой собственный жар, а, будучи связана, я не могла раздеться сама. Я, в сущности, была на грани потери сознания, — с укоризненными нотками в чрезмерно спокойном голосе сказала Лея.

Владимир стоял у распахнутого окна, играя желваками челюстей, потерянно, как школьник, разбивший стекло и пойманный при этом, слушая нотацию Леи. Ему пришла, конечно, в голову идея разрешить Лее подойти к окну, на свежий, морозный воздух, но кто знает, что она способна была выкинуть. Выпрыгнет еще, не дай Господь. Владимир сказал:

— Возьми с пола трос и свяжи себе ноги.

— Вот как все просто у тебя, — сказала в ответ Лея, в голосе которой, впервые за время их знакомства, Владимир различил истерические нотки. — Ты разве не понял, что без комбинезона я этим тросом себе кожу порву, если буду стягивать туго. А не туго тебя ведь не устроит — ты решишь, что я собираюсь сбежать.

«Резонно», — подумал Владимир и, поразмыслив чуток, бросил, вытащив из того же шкафа, длинный кожаный ремень, который Лея теперь туго-натуго обвязала вокруг колен причудливыми, неземными узлами. Так они, должно быть, вяжут своих пленников, подумал Владимир.

— Связывай еще, — велел он и бросил еще один, брезентовый широкий шнур, ранее служивший поводком для собаки, а теперь, по причине сломанного замка, без дела пылившийся в шкафу.