Пастырь добрый - [189]

— Как мило, — покривился Бруно. — Наглядный пример изменчивости и вечности жизни…

— Ты слышишь, что они поют? — напряженно проговорил Курт, и тот ахнул:

— Неужто ересь какую?

Мгновение он стоял на месте молча, а потом решительно зашагал вперед; стоящий к нему лицом мальчишка отступил назад, прыгающий запутался в веревке, и третий, не успев выпустить ее, налетел на приятеля, едва не сбив на мостовую. О том, пугают ли им непослушных детей в Кельне, Курт подумал мельком, ухватив падающего за шиворот и рывком установив на ноги.

— Мы ничего такого не делали, — предупредил один из мальчишек, медленно отступая назад. — Здесь просто места больше, сейчас на улицах тесно…

— Стоять, — потребовал Курт, повысив голос, когда тот отошел уже на приличное расстояние, явно готовясь дать стрекача. — Скачите вы хоть по кладбищу, — выговорил он раздраженно, — мне все равно… Что это за песенка такая?

— Считалка… — растерянно и опасливо пояснил мальчишка. — Чтоб прыгать удобнее…

— Слова, — пояснил Курт. — Повтори, что ты говорил сейчас.

— Fünf, sechs, sieben, тихо под речною зыбью…

Бруно за спиной втянул воздух, едва им не подавившись, и мальчишки втиснули головы в плечи.

— А что? — уточнил нерешительно один. — Ничего такого нет, майстер инквизитор, это просто считалка…

— Скажи целиком, — попросил Курт уже чуть тише и, когда те переглянулись, осторожно подмигивая друг другу, попытался сбавить тон еще: — Я вас ни в чем не обвиняю. Просто скажите слова.

— Eins, zwei, выбирай, кто-то в ад, а кто-то в рай… Drei, fier, Фридрих всех зовет на пир…

— До конца, — потребовал он, когда мальчик запнулся.

— Fünf, sechs, sieben, — настороженно выговорил тот. — Тихо под речною зыбью… acht, neun, zehn, прыжок! слушай дудочку, дружок…

— Вы сами придумали? — уточнил Курт и, увидев напряжение в глазах, повторил: — Я ни в чем вас не буду обвинять, ясно?.. Так что же? Вы придумали ее сами?

— Нет… — проронил все тот же мальчишка. — Просто услышали…

— Где?

— Ну, как — где… у других… Да ее все знают. Ну, наверно, придумал кто-то, это понятно, только я не знаю, кто. Просто… просто все ее знают, и все.

Несколько секунд Курт стоял неподвижно, глядя в мостовую под ногами, а потом молча двинулся прочь, через площадь мимо возводящегося помоста.

— Что все это значит? — догнав его, спросил подопечный чуть слышно и, не дождавшись ответа, встряхнул за рукав: — Эй! Какого черта!

— Он пытается вернуться, — пояснил Курт тихо. — На сей раз сам. Своими силами. И когда это удастся, совладать с ним будет куда сложнее…

— «Он»? — уточнил Бруно. — То есть — Крюгер?.. Я не понял; мы ведь, кажется, уничтожили его? Ты же говорил — мы его уничтожили!

— Я такого не говорил, — все так же тихо возразил он. — Я сказал, что Фридрих Крюгер изгнан, я не утверждал, что — уничтожен. Оставшись без тела и артефакта, он возвратился туда, откуда пришел, и там никто не сумеет помешать ему копить силы, чтобы снова явиться в мир живых.

— Не понимаю… — растерянно произнес помощник. — И ты знал это, знал, что он может вернуться, когда…

— Когда убивал Дитриха? — договорил Курт за него. — Да, знал. Что это не навечно — знал.

— Но ты ведь говорил — его стихия вода, и огонь…

— … уничтожил флейту и преградил ему путь. Да. Этот путь. Сейчас преградил. Вода… Вода — стихия Хаоса; попроси отца Бенедикта рассказать тебе о нем подробнее, когда твое обучение начнется. Стихия Хаоса, в котором он нашел себе покровителя; вот только в отличие от Бернхарда, Крысолов не слился с ним, не утратил личности, не забыл себя и всего того, чему научился в жизни, а научился он многому. И не только вызывать дождь или топить крыс в реке, и его практика связана не только с использованием именно этого элемента. Подумай сам — будь лишь вода его союзником, только вода — какую работу он избрал бы себе, обосновавшись в Хамельне? Водоноса или мельника, или еще чего-либо в том же роде, а он…

— … был углежогом, — докончил Бруно упавшим голосом. — Значит, и огонь тоже… значит, этим самым огнем мы просто-напросто освободили его от грядущего подчинения Бернхарду, который его призвал… и все? Мы его просто освободили?

— Мы посадили его в тюрьму, — возразил Курт. — Считай — так. Мы не смогли вынести смертного приговора, но сумели упечь его за решетку. Уже одно только это стоит многого, потому что дети перестали гибнуть, и его нет среди нас.

— Пока нет…

— Пока нет, — согласился он. — К сожалению, большее было не в наших силах.

— А в чьих тогда?

— Не знаю. Никто не знает. Большее не в силах Конгрегации; Бруно, Конгрегация существует всего несколько десятков лет, настоящим делом занимается недавно, у нас катастрофически недостает информации, недостает данных и людей — нужных людей… Я надеюсь, что Крюгер только собирает силы. Что возвратиться столь скоро он не сумеет, что это займет у него хотя бы пару веков, что сейчас он лишь нащупывает путь, и собственными силами, без поддержки отсюда, возвращение должно оказаться для него сложнее, чем в этот раз. Все, что я могу сделать, это искать сведения о нем и ему подобных, записывать, обдумывать — как тот хамельнский священник, для тех, кто придет после меня… Это, — грустно усмехнулся Курт, — первый случай, когда я буду составлять отчеты о расследовании с таким рвением и по доброй воле… Я надеюсь, что нам с ним столкнуться не доведется, а те, на чью долю это выпадет, будут лучше нас оснащены и информацией, и полагающимися к случаю средствами противодействия — уж не знаю, какими. Как я говорил уже не раз еще при нашей первой встрече — я всего лишь следователь. Мое дело — расследовать, и делать это хорошо. Я постараюсь.