Пастушка и дворянин - [25]

Шрифт
Интервал

Что я с грабителем сквитаюсь.
Ведь мой сеньор — сам Царь Небесный!
— Он поступил со мной бесчестно!
Я иск вчинил Ему — и мог
Взять эту мантию в залог.
Охране Бога отдана
Была коняга, и она
Погибла. Полцены платите!
— Уж больно вы, мой друг, спешите
С ответчиков залоги брать! —
Сказал сеньор. — Не буду ждать:
Вас рассужу я справедливо,
Чтоб рассчитаться здесь могли вы.
— За тем мы и пришли сюда, —
Монах промолвил. — А тогда
Все делать, как решит судья! —
Монах сказал: — Согласен я.
— И я, — торговец подхватил.
Тут сам сеньор и все, кто был
С ним вместе в зале, не сдержались
И от души расхохотались.
— Ну что ж! Немедля приговор
Я вынесу, — сказал сеньор, —
И в кратких изъясню словах:
Вот вам, почтеннейший монах,
Два выхода — откиньте худший
И постарайтесь выбрать лучший.
Коль, бросив Господу служенье,
Отныне будете почтенье
Являть другому господину,
Залог вернут вам в миг единый.
А коль желаете и впредь
Сеньором Господа иметь,
Торговца удовлетворите
И тридцать су ему платите.
Решайте сами, как вам быть. —
Услышав это, во всю прыть
Монах бы в монастырь удрал, —
Ведь он как в западню попал!
— От Бога я не отрекусь! —
Воскликнул он. — Платить берусь
Хоть шестьдесят, коль вам угодно.
— Лишь тридцать су — и вы свободны,
Сеньор ответил. — Нет сомненья,
Вы можете без опасенья
Расходы эти как-нибудь
Из божией казны вернуть. —
Монах теперь хранил молчанье,
И я скажу вам на прощанье,
Что, хоть поохал он немного,
А деньги уплатил за Бога;
Как надобно, без всякой скидки,
Покрыл он за Него убытки.
   От бед нежданных, доли злой,
Храни нас, Боже всеблагой!
Довел я сказку до конца.
Налей, приятель, мне винца!

О ТОМ, КАК СЛАВНЫЙ МАЛЫЙ СПАС УТОПАЮЩЕГО

  Рыбак, закинув в море сеть,
Стал с лодки на воду глядеть,
Как вдруг он видит: недалеко
Его знакомец одиноко
С волнами борется. Рыбак
Вмиг бросил тонущему гак,
Задел ему при этом глаз,
Но все же человека спас,
Его в челнок, с большой сноровкой,
Морскою подтянув веревкой.
Своей он сетью пренебрег
И к берегу привел челнок.
Затем к себе он взял знакомца,
И, словно нежного питомца,
Его он холил и кормил.
  А тот, уже набравшись сил
И выхоженный рыбаком,
В суд поспешает прямиком
И рыбаку вчиняет иск
За то, что среди волн и брызг
Он впопыхах недоглядел
И глаз ему крюком задел.
Уже злорадствует истец:
— Попляшешь у меня, наглец!
Ты глаз мне изувечил гаком,
Но отомщу тебе я с гаком!
  Был суд назначен, и вдвоем
Они предстали пред судом.
Сначала выступил кривой:
— Я иск поддерживаю свой.
Ответчик сей, тому три дня,
Рыбацкий гак швырнул в меня,
И сдуру повредил мне глаз он.
Пускай же будет он наказан
И штраф уплатит за увечье!
На этом и кончаю речь я.
  А после выступил рыбак:
— Я бросил гак не просто так.
Ни в чем не стану отпираться,
Но объяснить дозвольте вкратце:
Истец вот-вот в воде бы сгинул, —
Я гак ему на помощь кинул,
Крюком по глазу саданул,
Зато истец не утонул,
Хоть окривел, не отрицаю.
На этом речь свою кончаю.
Ей-богу, нет на мне вины!
  Немало судьи смущены —
Никак решенья не найдут.
Но на суде случился шут,
И он воскликнул: — В чем же дело?
Столь спорное решая дело,
Суд должен быть во всем дотошен.
Истец да будет в море брошен;
Коль выплывет — так, значит, прав,
И пусть ответчик платит штраф.
Признали судьи все согласно:
— Распутал дело ты прекрасно!
А мы-то не сообразили…
  Когда решенье огласили,
Кривой подумал: «Что?! Опять
Придется пузыри пускать,
Барахтаясь в волнах холодных?
Я утону в глубинах водных!»
И отменил свой иск истец,
Себя лишь осрамив вконец.
  Вам из рассказанного ясно,
Что подлецов спасать опасно.
Хоть от петли их откупите,
Вы за добро добра не ждите.
Поверьте, наблюдал везде я:
Злодею только от злодея
Приятно помощь принимать,
А коль в несчастье помогать
Злодею честный малый будет,
В нем только злобу он пробудит.
Бесчестным честный ненавистен,
И это — истина из истин!

ТЫТАМ

  Сироты жалкие, когда-то
На свете маялись два брата —
Одни, без близких, без родных.
Как верная подруга их,
Лишь бедность братьев навещала.
А зла творит она немало,
Терзает издавна людей, —
Нет хвори бедности лютей!
Вот так и жили эти братья,
О них задумал рассказать я.
  Столь сильно с вечера однажды
Их мучил холод, голод, жажда —
Напасти, кои льнут всегда
К тому, с кем свяжется нужда, —
Что братья принялись гадать,
Как с бедностью им совладать:
Терпеть ее не стало мочи,
Так донимала днем и ночью.
  От них близехонько совсем
Жил богатей, известный всем.
Простак он, братья же — бедны.
Идти к нему они должны:
На огороде там капуста,
Да и в овчарне, знать, не пусто,
Голодному же — свет немил.
Что долго думать? Нацепил
Один из них мешок на шею,
Другой взял нож — и в путь скорее.
Вот, притаившись между гряд,
За дело взялся первый брат:
Кочны капусты он срезает.
А в это время проникает
Уже в овчарню брат второй;
Он щупает впотьмах рукой —
Все ищет пожирней барана.
  Но в доме спать легли не рано
И услыхали скрип — то вор
В овчарню лез. — Ступай во двор! —
Хозяин посылает сына. —
Не забрела ли к нам скотина
Или чужак какой-нибудь?
Да пса покликать не забудь!
А пес у них звался Тытам.
Но, видно, повезло ворам —
В ту ночь исчез куда-то шалый.
Во двор бежит хозяйский малый
И, как велел отец, зовет:
— Тытам! Тытам! — А братец — тот,
Что был в овчарне, очень внятно
Кричит в ответ: — Я здесь, понятно!

Еще от автора Фольклор
Полное собрание баллад о Робин Гуде

Сорок баллад о Робин Гуде в классических и новых переводах с иллюстрациями Максима Кантора.В формате pdf A4 сохранен издательский дизайн.


Армянские легенды

Армянские легенды восходят к древнейшим мифам человечества. Свое происхождение армяне возводят к одному из внуков Ноя, а древнегреческие историки подтверждают, что фессалийский воин Арменос был участником похода аргонавтов. Так, от простого к сложному, от мифа к сказке и снова к мифу формируется эта книга армянских легенд. Древнейшие библейские, античные и христианские мифы легли в основу целого пласта легенд и сказаний, которые предстанут перед читателем в этой удивительной книге. В ней связаны воедино историко-познавательные и поэтико-фантастические данные.


Армянские притчи

Притчей принято называть некий специфический короткий назидательный рассказ, который в иносказательной форме, заключает в себе нравственное поучение. Как жанр притча восходит к библейским временам, она стала древнейшим учебником человеческой морали и одновременно морально нравственным «решебником» общечеловеческих проблем. Книга армянских притч вобрала в себя сконцентрированную мудрость народа, которая свет специфического мировоззрения горцев пропустила сквозь призму христианства. Такова притча о «Царе, племяннике и наибе», оканчивающаяся вполне библейской моралью.


Непечатный фольклор

Представленные в этой книге стихи, считалки, дразнилки, поддевки, подколы, скороговорки, пословицы и частушки хорошо знакомы очень многим жителям России. Хотя их не печатали в книгах и журналах, они присутствовали, жили в самом языке, будучи важными элементом отечественной культуры. Непечатный фольклор, так же как и печатный, помогает в общении, в обучении, в выражении мыслей и эмоций. В зависимости от ситуации, люди используют то печатный, то непечатный фольклор, то одновременно элементы обоих. Непечатный фольклор, как и печатный, живет своей жизнью – меняется, развивается: что-то уходит из языка, а что-то наоборот в него приходит.


Армянские басни

Выдающийся советский историк и кавказовед Иосиф Абгарович Орбели (1887-1968) писал: Невозможно правильно воспринять оптимизм и вечное стремление к самоутверждению, присущее армянскому народу, не зная истоков этого мировоззрения, которое сопровождало армян во все времена их истории, помогало бороться против превратностей судьбы, упорно ковать свое счастье. Поэтому книга армянские басни станет настольной у каждого, желающего прикоснуться, приобщиться к истокам армянской национальной культуры. Армянские басни очаровали И.


Армянские предания

Часть преданий, помещенных в этой электронной книге, связана с историей христианства в Армении – первой стране, принявшей эту религию как государственную. Это предание неразрывно связано с именем и деяниями вполне исторического лица, царя Тиридата (Трдат III Великий), который из фанатически преданного язычеству деспота, поддавшись воздействию примера кротости, незлобивости и слову святого Григория и святых дев Рипсиме и Гаянэ, стал истинным христианином и законодательно ввел в стране христианство (в 301 г.


Рекомендуем почитать
В дороге

Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.


Немного солнца в холодной воде

Один из лучших психологических романов Франсуазы Саган. Его основные темы – любовь, самопожертвование, эгоизм – характерны для творчества писательницы в целом.Героиня романа Натали жертвует всем ради любви, но способен ли ее избранник оценить этот порыв?.. Ведь влюбленные живут по своим законам. И подчас совершают ошибки, зная, что за них придется платить. Противостоять любви никто не может, а если и пытается, то обрекает себя на тяжкие муки.


Ищу человека

Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. Настоящее издание включает в себя ранние и поздние произведения, рассказы разных лет, сентиментальный детектив и тексты из задуманных, но так и не осуществленных книг.


Исповедь маски

Роман знаменитого японского писателя Юкио Мисимы (1925–1970) «Исповедь маски», прославивший двадцатичетырехлетнего автора и принесший ему мировую известность, во многом автобиографичен. Ключевая тема этого знаменитого произведения – тема смерти, в которой герой повествования видит «подлинную цель жизни». Мисима скрупулезно исследует собственное душевное устройство, добираясь до самой сути своего «я»… Перевод с японского Г. Чхартишвили (Б. Акунина).