Пастушка и дворянин - [22]

Шрифт
Интервал

Кто счел бы их удары, тот,
Ей-богу, преискусный счетчик.
— Пускай покорчится молодчик,
Лишь улизнуть ему не дайте!
А вы, бесстыдник, так и знайте, —
Кричит она, — проучим вас! —
И домочадцы, разъярясь,
За горло бедного схватили
И капюшоном так сдавили,
Что тот не вымолвит и слова.
Поколотив, дубасят снова,
Удар наносят за ударом;
За мзду большую, не задаром,
Ей-богу, лучше не сомнут!
Племянники усердно бьют
Родного дядю в грудь, с боков —
Аж пот катится с молодцов.
Но бить наскучило, однако.
Купца, как дохлую собаку,
Они на свалку волокут,
А сами пировать идут.
Вин белых, красных, всех сортов,
Для них несут из погребов;
Ей-ей, по-королевски прямо
Их угостила нынче дама!
Сама ж ушла к себе в покой,
Но, видимо, не на покой —
Взяла пирог, вино и свечи…
И длятся все услады встречи
Вплоть до зари. Дружку в подарок
Вручает дама десять марок,
Прося — так ей велит любовь! —
Чтоб приходил скорее вновь,
Почаще быть у ней старался.
  А тот, кто на земле валялся,
Меж тем очнулся и как мог
Приполз тихонько на порог.
Дивиться домочадцы стали,
Когда хозяина узнали:
Как с ним беда такая сталась?
— Неведомо за что досталось, —
Он простонал. — Несите в дом,
Не спрашивайте ни о чем… —
Купца все разом подхватили,
Скорей в покои потащили.
От мыслей злых освобожден,
Немало был утешен он
И даже боль забыл: жена
Супругу, стало быть, верна.
Лишь только бы здоровым быть,
Век будет он ее любить!
  Купца приносят в дом. И вот
Жена его полна забот.
Настоем из целебных трав
Мученья муженька уняв,
Желает знать, что с ним такое.
— Ох, испытание большое
Пришлось пройти мне, — говорит, —
Все тело от него болит! —
Тут домочадцы хвастать стали,
Как лихо парня наказали,
Им выданного на расправу.
Недурно выпуталась, право,
Жена купца из затрудненья!
Не будет больше подозренья
К ней никогда супруг питать.
Зачем же ей любовь бросать?
С дружком и впредь водиться станет,
Коль в их края он вновь заглянет.

О ТРЕХ ГОРБУНАХ

  Коль слушать есть у вас желанье,
Прошу лишь одного — вниманья.
Стихами рассказать могу,
Притом словечка не солгу,
О случае весьма забавном.
  В былые дни, при замке славном —
Не помню я, как звался он,
Не то Дуан, не то Дуон —
Жил некий горожанин честный,
Почтенный старец, всем известный.
Имел немало он друзей
Средь знатных и больших людей,
А потому, хоть не богат,
Ходил в одежде без заплат,
И всякий старца уважал.
Красотку-дочь он воспитал —
Такую, что, сказать неложно,
Залюбоваться было можно;
Хоть обойдите целый свет,
Нигде созданья краше нет.
Такой была девица милой,
Что описать мне не под силу:
Едва описывать примусь,
Глядь, в чем-нибудь да ошибусь!
Так уж не лучше ль помолчать,
Чтоб ненароком не соврать?
  И жил горбун в округе той.
Был безобразен он собой:
Чудовищна и велика
Была у горбуна башка —
Тесала наобум природа,
Ну вот и создала урода.
Большеголов, а телом хил,
Он и смешон и страшен был;
Горб острый, вздернутые плечи —
Все было в нем нечеловечье.
Изобразить уродства эти
В стихах иль даже на портрете
Попыткой было бы напрасной.
Горбун вседневно и всечасно
Лишь о наживе помышлял,
Свое богатство умножал,
Хотя — я знаю достоверно! —
Уже богат он был безмерно.
Теперь достаточно вполне
Я рассказал о горбуне,
Чтоб вам дальнейшее понять.
  Решив жену себе сыскать,
Девицу высватал он ту,
Чью поминал я красоту.
С женитьбою горбун-урод
Немало приобрел забот.
Жена — красавица на диво;
Смотря за ней, супруг ревнивый
Покой совсем утратил вскоре:
Держал все двери на запоре,
В дом никого он не впускал;
Дверь иногда приоткрывал
Лишь тем, кто денежки принес, —
Жену он сторожил, как пес.
  И вот пришли под Рождество
Три менестреля в дом его.
Все трое были горбуны.
— Мы праздник провести должны
С тобою вместе, — говорят, —
Горбаты мы, и ты горбат.
С тобою мы равны и в росте —
Вот по хозяину и гости. —
Так горбуна они просили,
Что наконец уговорили,
И он в покои всех повел.
А там стоит накрытый стол,
И гости за обед садятся.
Тут должен честно я признаться —
На сей раз щедрым был горбун:
Бобы, и сало, и каплун,
Все было вкусно, смачно, — право,
Гостей он потчевал на славу!
Когда ж окончен был обед,
Хозяин — верьте или нет! —
Сам отсчитал, скажу я вам,
По двадцать су трем горбунам,
Но наказал при этом строго
Им позабыть сюда дорогу,
Не подходить к ограде даже:
Хозяин, мол, всегда на страже —
Придут, так искупают их
В волнах потока ледяных
(Там, под горой, текла река,
Стремительна и глубока).
И горбуны тогда, конечно,
Прощаться начали поспешно.
Но все ж они довольны были:
Все трое, уходя, решили,
Что день отлично проведен.
Хозяин тоже вышел вон —
Пройтись к реке пошел. А даме
Расстаться жалко с горбунами.
Зовет она обратно всех:
Послушать песни их и смех
Ей так хотелось! Но сначала
Закрыть все двери приказала.
Покуда горбуны сидели
И, даму забавляя, пели,
Уже по лестнице крутой
Ее супруг шагал домой.
В разгар веселья слышен вдруг
Нетерпеливый, громкий стук
И резкий голос. Нет сомненья,
Хозяин… И, полна смятенья,
Не знает дама, как ей быть,
Куда бы горбунов укрыть.
В углу стоял там ларь большой,
Тогда он, кстати, был пустой.
В ларе — три ящика. Так, значит,
Туда гостей она упрячет!
Пока их дама в ларь пихает,
В покой уже супруг вступает:
Обнять красавицу-жену
Пришла вдруг прихоть горбуну.
Но вскоре он и в этот раз
Ушел, куда-то торопясь.

Еще от автора Фольклор
Полное собрание баллад о Робин Гуде

Сорок баллад о Робин Гуде в классических и новых переводах с иллюстрациями Максима Кантора.В формате pdf A4 сохранен издательский дизайн.


Армянские легенды

Армянские легенды восходят к древнейшим мифам человечества. Свое происхождение армяне возводят к одному из внуков Ноя, а древнегреческие историки подтверждают, что фессалийский воин Арменос был участником похода аргонавтов. Так, от простого к сложному, от мифа к сказке и снова к мифу формируется эта книга армянских легенд. Древнейшие библейские, античные и христианские мифы легли в основу целого пласта легенд и сказаний, которые предстанут перед читателем в этой удивительной книге. В ней связаны воедино историко-познавательные и поэтико-фантастические данные.


Армянские притчи

Притчей принято называть некий специфический короткий назидательный рассказ, который в иносказательной форме, заключает в себе нравственное поучение. Как жанр притча восходит к библейским временам, она стала древнейшим учебником человеческой морали и одновременно морально нравственным «решебником» общечеловеческих проблем. Книга армянских притч вобрала в себя сконцентрированную мудрость народа, которая свет специфического мировоззрения горцев пропустила сквозь призму христианства. Такова притча о «Царе, племяннике и наибе», оканчивающаяся вполне библейской моралью.


Непечатный фольклор

Представленные в этой книге стихи, считалки, дразнилки, поддевки, подколы, скороговорки, пословицы и частушки хорошо знакомы очень многим жителям России. Хотя их не печатали в книгах и журналах, они присутствовали, жили в самом языке, будучи важными элементом отечественной культуры. Непечатный фольклор, так же как и печатный, помогает в общении, в обучении, в выражении мыслей и эмоций. В зависимости от ситуации, люди используют то печатный, то непечатный фольклор, то одновременно элементы обоих. Непечатный фольклор, как и печатный, живет своей жизнью – меняется, развивается: что-то уходит из языка, а что-то наоборот в него приходит.


Армянские басни

Выдающийся советский историк и кавказовед Иосиф Абгарович Орбели (1887-1968) писал: Невозможно правильно воспринять оптимизм и вечное стремление к самоутверждению, присущее армянскому народу, не зная истоков этого мировоззрения, которое сопровождало армян во все времена их истории, помогало бороться против превратностей судьбы, упорно ковать свое счастье. Поэтому книга армянские басни станет настольной у каждого, желающего прикоснуться, приобщиться к истокам армянской национальной культуры. Армянские басни очаровали И.


Армянские предания

Часть преданий, помещенных в этой электронной книге, связана с историей христианства в Армении – первой стране, принявшей эту религию как государственную. Это предание неразрывно связано с именем и деяниями вполне исторического лица, царя Тиридата (Трдат III Великий), который из фанатически преданного язычеству деспота, поддавшись воздействию примера кротости, незлобивости и слову святого Григория и святых дев Рипсиме и Гаянэ, стал истинным христианином и законодательно ввел в стране христианство (в 301 г.


Рекомендуем почитать
В дороге

Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.


Немного солнца в холодной воде

Один из лучших психологических романов Франсуазы Саган. Его основные темы – любовь, самопожертвование, эгоизм – характерны для творчества писательницы в целом.Героиня романа Натали жертвует всем ради любви, но способен ли ее избранник оценить этот порыв?.. Ведь влюбленные живут по своим законам. И подчас совершают ошибки, зная, что за них придется платить. Противостоять любви никто не может, а если и пытается, то обрекает себя на тяжкие муки.


Ищу человека

Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. Настоящее издание включает в себя ранние и поздние произведения, рассказы разных лет, сентиментальный детектив и тексты из задуманных, но так и не осуществленных книг.


Исповедь маски

Роман знаменитого японского писателя Юкио Мисимы (1925–1970) «Исповедь маски», прославивший двадцатичетырехлетнего автора и принесший ему мировую известность, во многом автобиографичен. Ключевая тема этого знаменитого произведения – тема смерти, в которой герой повествования видит «подлинную цель жизни». Мисима скрупулезно исследует собственное душевное устройство, добираясь до самой сути своего «я»… Перевод с японского Г. Чхартишвили (Б. Акунина).