Пассажиры первого класса на тонущем корабле - [45]

Описания династических интриг заслоняют те принципиальные соглашения, которые убеждали элиты европейских земель, объединённых под эгидой Испании, встать на сторону суверенитета Габсбургов. В каждой из этих территорий Габсбурги в качестве своих главных союзников среди элиты выбирали крупнейших аристократов. Затем корона подставляла военное плечо (или с уважением относилась к уже существующим вооружённым силам доминирующей элиты), которое позволяло этой элите подчинять элиты-конкуренты и эксплуатировать крестьян и города. Эти сделки отражали осмотрительную оценку Габсбургами своего ограниченного военного и организационного потенциала в сравнении с нобилитетом.

Кастильские аристократы предоставили вооружённые силы, необходимые для отвоевания той части Испании, которая принадлежала мусульманам, и в награду получили львиную долю земель, захваченных в ходе растянувшейся на столетия Реконкисты.[140] «Начиная с позднего средневековья сменявшие друг друга короли и королевы Кастилии задабривали знать, чтобы удержать её от мятежа, наделяя её фактическим контролем над внутриэкономическими делами и политикой на местном уровне в Кастилии».[141] Попытки монархии ограничить власть аристократов при помощи корпуса чиновников-буржуа в XIV веке спровоцировали в Кастилии гражданскую войну. Король Педро Жестокий был убит и заменён его сводным братом, который вернул высокие государственные и церковные должности аристократическим семьям, претендовавшим на эти посты. После завершения гражданской войны новый король Энрике II также аннулировал автономные права городов. Таким образом, аристократы восстановили контроль над теми городами, которые в ходе гражданской войны стали на сторону монархии. Последующие попытки короны сдерживать могущество аристократов путём поддержки крестьянских требований в череде восстаний 1460–1472 годов встретили сопротивление, поскольку все эти восстания были сокрушены аристократами.[142]

Король Фердинанд, королева Изабелла и их габсбургские преемники вынесли уроки из этих неудачных усилий. Они не провоцировали новых восстаний знати или крестьян в Кастилии. Приступая к включению других королевств в свою имперскую монархию, эти властители осуществляли данную задачу с сохранением всех привилегий уже сложившейся аристократии. Королевство Арагон, которое состояло из собственно Арагона, Каталонии и Валенсии, а затем и Португалия вошли в состав пиренейской империи не путём завоевания, а наоборот, по согласию между кастильским монархом и аристократиями каждого из этих королевств. Арагонская и португальская знать признавали право кастильского монарха носить несколько корон в обмен на признание королём широчайших притязаний аристократии на древние права освобождения от налогов, на отправление местной судебной власти и на полномочия представительных органов аристократии налагать вето на королевские инициативы.[143]

Испанская корона действительно извлекла как фискальные, так и династические выгоды из альянса с провинциальным нобилитетом. Габсбурги успешно бросили вызов могуществу духовенства, тем самым предъявив претензии на всё большую долю церковных десятин и изъятие значительной части церковной собственности. Присвоение короной полномочий и собственности духовенства началось ещё во время гражданской войны в Кастилии и продолжилось в последующие столетия. Способность королевской власти к ослаблению церкви проистекала из двух причин. Во-первых, духовенство теряло земли и права на десятины, поддержав проигравшие стороны в гражданской войне XIV века. Во-вторых, папа римский пожаловал короне полномочия назначать всех испанских епископов и права получать всё большую долю церковных доходов. Тем самым Рим выразил признание сначала отвоеванию Фердинандом и Изабеллой Испании у мавров, затем энергичности их преемников в борьбе с протестантами, евреями и мусульманами при помощи военных действий и методов инквизиции, а в конечном итоге и усилий короны по обращению в христианство язычников на Американском континенте.[144]

В XVII веке испанская церковь стала крупнейшим источником поступлений короны после кастильского крестьянства. Если провести среднюю оценку доходов испанской монархии с 1621 по 1640 годы, то налоги с Кастилии, которые почти исключительно ложились на крестьян и батраков, приносили 38% королевских доходов, ещё 15,6% поступало от испанской церкви, и только 10,7% — от американских драгоценных металлов.[145] Однако получение короной доходов от духовенства имело свою политическую цену. Испанские монархи, во многом подобно английской короне после реформации Генриха VIII, о которой пойдёт речь в главе 5, обнаружили, что, вступая в альянс с аристократами для ослабления духовенства, они теряли потенциальный противовес крупным представителям знати или местным землевладельцам. До того как духовенство и городские купцы были ослаблены альянсом короны и аристократии, это были единственные группы, которые располагали либо административным потенциалом, либо знанием ситуации на местах и политической властью для того, чтобы извлекать все выгоды для короны из церковных земель и десятин. Вместо этого для управления церковной собственностью и её налогообложения короне пришлось обратиться к аристократам. Значительная часть церковных земель была сдана в аренду аристократам на выгодных для них условиях, при этом между аристократами и духовными лицами, которые часто доводились друг другу родственниками, совершались коррупционные сделки.