Пассажиры первого класса на тонущем корабле - [159]

Таким образом, топ-менеджеры корпораций, а также банкиры и аналитики с Уолл-стрит получали постоянные стимулы для действий в сговоре друг с другом, манипулирования финансовой отчётностью и аналитическими данными, а заодно и для сообщений о растущих квартальных прибылях даже ценой долгосрочной прибыльности и результативности своих компаний. Выше мы уже видели это на примере пересмотра прибылей высокотехнологичных компаний в 2000–2001 годах, а в дальнейшем рассмотрим, как работал данный механизм, на примере финансового краха 2008 года. Системы стимулирования и карьерные траектории финансистов (вне зависимости от того, работают ли они финансовыми директорами корпораций или в собственно финансовых компаниях) подрывают организационную сплочённость и долгосрочные интересы их компаний, хотя происходит это иными способами, нежели в случае с военным командованием, о чём шла речь в предыдущей главе. В обоих типах организаций стимулы способствуют специализации: вы можете посвятить всю свою карьеру командованию какой-то одной системой вооружений или работе на каком-то одном рынке. И в военной, и в финансовой сфере карьерное продвижение происходит в ущерб ведомственным интересам. Офицеры стремятся сохранять существующие системы вооружений, даже когда они отвлекают средства и персонал от потенциально более эффективных стратегий. Высокопоставленные наёмные сотрудники в финансовых корпорациях совершают инвестиции, которые максимизируют их собственные доходы в краткосрочной перспективе и выстраивают их собственный престиж в глазах других, кто инвестирует в другие компании на том же рынке, даже несмотря на то, что это чрезвычайно повышает риск для их собственных корпораций и экономики в целом.

Подобные решения имеют смысл, «поскольку большинство людей в больших финансах связаны главными отношениями не с их нанимателем, а с их рынком… Люди, работающие в крупных корпорациях Уолл-стрит, не делают серьёзные ставки на судьбы своих компаний в долгосрочной перспективе. Если их компания разваливается, они всегда могут делать всё то же самое в какой-то другой — пока сохраняют престиж на своём рынке. Самый быстрый способ утратить этот престиж — испортить отношения с другими людьми на вашем рынке. Когда вы видите, что кто-то на вашем рынке проявляет свои способности за счёт коллектива, вашей первой реакцией — по меньшей мере в начале вашей карьеры — может быть вызов такого человека на разговор, но обдуманной реакцией будет помалкивать об этом. А когда вы видите, что люди на вашем рынке наживаются на каком-то сломанном элементе внутреннего механизма — например, данные рейтинговых компаний можно искажать, фондовые рынки поддаются подтасовке, а эталонными котировками можно манипулировать, — вы почувствуете стремление не решать проблему, а воспользоваться ею».[914]

Если та или иная компания схлопывается, многим её топ-менеджерам и наиболее ценным сотрудникам для поиска новой работы даже не требуется использовать свои рыночные связи и репутации, ведь у них уже есть своя «сумма», т. е. они накопили некие средства, которые при консервативном инвестировании принесут достаточный доход, чтобы бессрочно обеспечивать будущие потребности в (шикарных) расходах — как для себя, так и для своих наследников. Подобные необъятные состояния топ-менеджеров накопились благодаря щедрости фондовых опционов, о чём уже говорилось выше, и практике корпораций Уолл-стрит назначать компенсации в виде фиксированной доли их ежегодной прибыли, направляемой на бонусы для своих сотрудников. Конкретные размеры этой доли так или иначе варьируются между компаниями, но обычно на неё приходится большая часть прибыли, а основная часть бонусов достаётся высокопоставленным трейдерам корпораций, аналитикам и топ-менеджерам. В 2015 году совокупный объём бонусов за «брокерские/дилерские операции компаний-участниц Нью-Йоркской фондовой биржи (NYSE)» составлял 25 млрд долларов, тогда как прибыль этих корпораций после выплаты бонусов была равна 14,3 млрд долларов.[915] Иными словами, 64% прибыли корпораций Уолл-стрит было направлено на бонусы сотрудникам, а 36% — акционерам.

Подобное рентоориентированное поведение и неприкрытая коррупция внутри корпораций и между ними наполняют смыслом одну исследовательскую находку, которая в ином случае покажется удивительной. Как отмечают Джейсон Фёрмен и Питер Орсаг, увеличение доли в национальном доходе верхнего 1% «с 1970 по 2010 годы объясняется следующими факторами: возросшим неравенством трудовых доходов (68%), увеличившимся неравенством доходов с капитала (32%) и смещением доходов от труда к капиталу (0%)».[916] Трудовые доходы верхнего 1% с 1970 по 2012 годы выросли на 195% — для сравнения, их доходы с капитала увеличились на 65%.[917] Смещение трудовых доходов в гораздо большей степени объясняется рассмотренной в этом разделе реструктуризацией внутри корпораций и финансовых компаний и между ними, нежели стагнацией уровня образования, которой уделяют особое внимание Клодия Голдин и Лоуренс Кац в своих решительных усилиях игнорировать роль капитала и политического могущества в распределении доходов.