— Наверное, вы полагаете, что лишить родительских прав могут за вопиющее отношение к ребенку в ужасной и неблагополучной семье: отец-насильник, мать-пьяница, постоянные избиения, нищета. Так вот, вы ошибаетесь. Из того, что я вижу: ваши собственные действия уже несколько раз довели Алессандру до грани. В первый раз вы, похоже, совершенно не вынесли урока. Хотя по моим данным она выжила лишь чудом…
Насколько я поняла, она говорила о моей зимней госпитализации.
— И все еще не отошла. Что я вижу теперь: адекватный ребенок режет себя, несмотря на восьмой — восьмой! — сеанс терапии с родителями. Уважаемые Улим и Леля, сеансы были не для того, чтобы исправить вашу дочь. А чтобы наладить между вами взаимопонимание. По моим наблюдениям, результата не то что нет, он отрицательный.
Отец отвел взгляд, а мама возмутилась:
— Но мы делаем, как Вы нам советуете: беседуем чаще и проводим вместе время. Мы даже внеплановый отпуск взяли ради праздников. Все ради этой эгоистичной принцессы.
Я прикрыла глаза, пытаясь успокоиться, но спазмы опять участились. Мне лишь хотелось вернуться в свою комнату и запереться ото всех на пару дней. А еще лучше, в новом убежище.
— Разве? Для начала, вы могли бы подать пример и извиниться, — спокойным тоном заметила доктор.
— За что?
— Вы незаслуженно отчитали ее на глазах у посторонних и родственников. Это унизительно и очень бьет по психике. Особенно у подростка. Подайте пример и признайте свои ошибки вместо того, чтобы продолжать делать вид, что ничего не случилось. Таким поведением Вы усугубляете ситуацию.
Мне казалось, что доктор преувеличивала. Пусть, она и защищала мои права, но не настолько буквально же тыкать родителей носом? Это неправильно.
— Она вполне заслужила наказания, — уверенным тоном парировала мама.
— Разве? — женщина натянуто улыбнулась. — Возьмем, например, недавнее событие что вы мне так хорошо расписали. Вы бросаете дочь одну в огромном аэропорту, присылаете сообщение, звоните. При том, что отобрали средства связи. И даже успели забыть об этом! Алессандра, напомни на сколько? День?
— Четыре, — тихо ответила я.
На что Калашникова подняла брови и кивнула сама себе.
— Планшет с терминалом тоже? Чем ты занималась?
— В основном медитировала и спала.
— Признаться, я бы начала сходить с ума за такое время без источников информации. Почему вы отобрали средство связи у ребенка?
— Она была наказана, — поджала губы мама.
— А поподробнее? У меня тут написано, что вы ее еще и заперли. Я никак не предполагала, что без информационных источников. Полвека назад, может, не у всех был доступ к сети в кармане, но сейчас подобное можно приравнять к принудительному ограничению прав.
— Она перечила и вела себя вызывающе, — бросила на меня красноречивый взгляд мама.
— У меня и по этому поводу есть записи, — доктор помахала рабочим планшетом. — И этот момент мы еще в прошлый раз обсудили, если вы забыли.
Мама поджала губы.
— Вместо того, чтобы поставить себя на место ребенка вы продолжили…
— Она сама не захотела идти на контакт.
— Еще бы. Потому что я бы на ее месте тоже не захотела, — призналась женщина. — Но мало того, вы самостоятельно развили конфликт.
— Нет же! Мы даже Аска пригласили жить с нами.
— Потому что я домой не хотела возвращаться, — не выдержала я. Голос по-прежнему дрожал и заикался, и нервы снова расшатались, словно прогнившие бревна куреня. — Хоть раз поставь себя на мое место, прежде чем срываться.
— Срываться? Да, ты сама себя слышишь? Вчера ты ужасно себя вела при гостях! Мне было стыдно за тебя!
Я снова сникла.
*
Доктор Калашникова мягко вывела меня из кабинета, чтобы прекратить спор.
Аск побледнел от моего вида и прижал к себе.
От его успокаивающих поглаживаний тут же стало спокойней. Словно, я наконец-то изолирована от окружающего мира в своем маленьком уютном мирке.
— Что произошло?
— Разбор полетов. Успокоительные до вечера не принимайте. Уже дала. Пусть лучше поспит или еще поплачет. Это не страшно и даже полезно. Я задержу Улима и Лелю на некоторое время. Надеюсь, хоть мои слова смогут их вразумить.
Сомневалась я в ее плане. Более шестнадцати часов бесед не особо на них повлияли.
— Не уходите пока. Нам с Алессандрой еще предстоит побеседовать. Возможно, и с Вами, господин Горисеч.
Женщина наметила вежливую улыбку на лице и вернулась в кабинет.
***
— Итак, господа. Будем по-плохому. Знаете, что это? — доктор помахала планшетом.
Вопрос явно был риторическим.
— Заявка на лишение опекунства. Мой вывод такой: услышала я от Алессандры далеко не все. И это «не все» очень не дает мне покоя, — она внимательно наблюдала за реакцией четы, отслеживая маркеры поведения. — Учитывая, что полгода она вполне спокойно и даже успешно жила со старшим братом, я могу оформить протокол хоть сейчас и отдать ему опекунство. Данные у него хорошие. Удивительно, что суд сразу не вынес вердикт в его пользу. Особенно после того, что случилось по Вашей прихоти, господин Раш, и по Вашей, госпожа Мьюнг. Оба отличились.
— Но Вы не можете. Ей нужны оба родителя, — возразила Леля. — Это же самые обычные разногласия с подростком. Из-за такого не лишают родительских прав.
