Пасхальные стихи русских поэтов - [4]

С другими женами Мариями спешила,

Забыв спокойствие, час отдыха и сна.

В печальный вертоград Ты с сердцем сокрушенным

Достигла наконец, желания полна,

Чтоб миром Господа помазать многоценным.

Единой мыслию всецело занята…

В душе твоей горит усердья чистый пламень,

Гробницу видишь ты… и что ж?.. она пуста…

Тяжелый отвален от двери Гроба камень.

В недоумении, тогда же, поутру,

Об этом возвестить ученикам желая,

Ты скоро к ним идешь, верховному Петру

И Иисусову наперснику вещая:

«Не знаю, где теперь положен, только взят

Учитель мой, Господь… и унесен из Гроба».

С тобой ученики идут в священный сад —

Один перед другим спешат на место оба…

И вот пришли… и точно: Гроб открыт,

Лишь ризы Господа в одном углу лежали,

В другом же с головы сударь особо свит.

Дивясь, ученики обратно поспешали.

Мария ж отойти от Гроба не могла,

Но, заливаяся горючими слезами,

Поближе к впадине гробницы подошла

И скорбными туда проникнула очами.

Что видит там она? – Два Ангела сидят,

У ног и у главы, как Иисуса Тело

Положено было, и радостен их взгляд…

Сияет празднично их одеянье бело.

«Что плачешь?» – слышится ей от бесплотных глас;

«Положен где… кем взят Господь мой, я не знаю!»

Сказавши так, глядит, назад оборотясь,

И, в вертоградаре Христа не узнавая,

С словами теми же приблизилась к Нему:

«Коль Господа ты взял, скажи мне, умоляю,

Где положил Его, и я Его возьму?»

Не опуская глаз, ответа ждет Святая…

«Мария!» – издают сладчайшие уста…

Мария в тот же миг Учителя узнала

И, видя пред собой воскресшего Христа,

В безмерной радости к стопам Его упала.

Максимилиан Волошин (1877–1931)

Воскрешение Лазаря

(Ин. 11)

О Царь и Бог мой! Слово силы

Во время оно Ты сказал, —

И сокрушен был плен могилы,

И Лазарь ожил и восстал.

Молю, да слово силы грянет,

Да скажешь «встань!» душе моей, —

И мертвая из гроба встанет,

И выйдет в свет Твоих лучей.

И оживет, и величавый

Ее хвалы раздастся глас

Тебе – сиянью Отчей славы,

Тебе – умершему за нас!

Михаил Вышеславцев (1757(?) – 1830)

Стихиры

***

Днесь содержит гроб

Содержащего дланию тварь.

Се тесный гроб Того вмещает,

Который держит дланью тварь!

Се хладный камень покрывает

Тебя, миров бессмертный Царь!

Уснула жизнь – и ад трепещет!

Адам свободен от оков,

Пожерта смерть – и враг скрежещет,

Христос разрушил злобный ков —

Смотренье совершил страданьем,

И двери неба отворил!

***

Приидите, видим Живот наш во гробе лежащ.

Воззрим на Жизнь, лежащу в гробе!

Она всех мертвых оживит —

Се Царь веков в земной утробе!

Он смертью нам живот дарит,

И ада, смерти нам не будет!

Пророча он в Иуде спал —

Уснул, как лев, – и кто возбудит?

Восстанет Сам! – он пострадал,

Он умер волею. – Воскреснет,

И воскресит, прославит нас!

Петр Вяземский (1792–1878)

Одно сокровище

Одно сокровище, одну святыню

С благоговением я берегу,

За этим кладом я ходил в пустыню

И кочевал на дальнем берегу.

Весь этот клад – одно воспоминанье;

Но жизнь мою, жизнь мелочных забот,

Оно искупит, даст ей смысл, благоуханье,

Которое меня переживет.

Я помню край, опустошенья полный,

Минувшего величья прах и тлен;

Пожаров там прошли столетий волны

И выжгли почву, жизнь и след племен.

Природа смотрит дико и несчастно;

Там, на земле, как будто казнь лежит.

И только небо, скорбям непричастно,

Лазурью чудной радостно горит.

Там дерево томится тенью скудной,

Поток без волн там замер и заглох

И словно слышен в тишине безлюдной

Великой скорби бесконечный вздох.

Но этот край – святая Иудея,

Но летопись опальной сей земли —

Евангелие: свято, не старея,

Сии места преданья сберегли.

Передают дням беглым камней груды —

Глаголы вечности и Божий суд;

Живые там – порожние сосуды,

Но мертвецы хранят живой сосуд.

Текущий день мрачнее мертвой ночи,

Но жизнью дышит вечное вчера:

Здесь пред тобой слепцу отверсты очи,

Здесь недвижимый восстает с одра.

Из каменного гроба Иисусом

Здесь вызван Лазарь: страшный, грозный вид!

Его лицо обвязано убрусом,

От плеч до ног он пеленой обвит.

Но он восстал, мертвец четверодневный;

Забилось сердце, жизнью вспыхнул взор:

Услышаны молитва, плач душевный

О милом брате плачущих сестер!

Священных книг и лица, и событья

Живой картиной радуют глаза.

И на душе, под таинством наитья, —

Любовь и страх, улыбка и слеза.

И нет страны на всей земле обширной,

Где бы душа как дома зажила,

Где б жизнь текла такой струею мирной,

Где б смерть сама желаннее была.

И помню я, паломник недостойный,

Святых чудес заветные места,

Тот свод небес, безоблачный и знойный,

Тот вечный град бессмертного Креста.

И память эта не умрет со мною:

Мой биограф, – быть может: Шевырев,

Меня, давно забытого молвою,

Напомнит вновь вниманью земляков.

В итоге дней ничтожных пилигрима

Отметит он один великий день, —

Тот день, когда со стен Ерусалима

И на меня легла святая тень.

И скажет он, что средь живого храма

На Гроб Господень я главу склонил,

Что тихою струею Силоама

Я грешные глаза свои умыл;

Что в этот край, отчизну всех скорбящих,

Я страждущей души носил печаль,

За упокой в земле сырой лежащих

Внес имена на вечную скрижаль;

Что прокаженным, за стенами града

Сидящим одаль, как в евангельские дни,

Мне лепту подавать была отрада,

Чтоб обо мне молились и они;

Что я любил на берегу Кедрона

Иосафатовой долины свежий мир,

Что с высоты божественной Сиона