Парящие над океаном - [31]

У тебя трубы горят после вчерашнего, вот что! Ты после вчерашнего ничего не соображаешь! Нет, вы только гляньте на него, гляньте!

Студент Гера (он и в самом деле выглядит плохо: монологом он раздавлен, уничтожен, лишен опоры). Я мастер спорта… У меня завтра соревнования…

Полли (уже полна недоверия). Гера, ты говорил, что ты шпажист…

Тетя Аня. Шантажист он, а не шпажист! Мастер спонта! По литрболу у него соревнования, уж я-то это знаю, уж мне-то вы можете верить!

Холостяк с мундштуком. (с удовольствием потягивая табак). Занятно… Очччень занятно… Это право же… (длинные его вертикальные морщины отправляются в долгое путешествие к ушам).

Полли (негодующе, уходя). Это какой-то кошмар! Нет, я ничего подобного никогда не слышала! Я ничего не понимаю! Прямо не двор, а дурдом!

Тетя Аня (она почувствовала, что довела, кажется, дело до конца и снова обратилась к раздавленному ею мастеру спорта по шпаге). Вот что я тебе скажу, студент! Убирался бы ты с нашего двора куда подальше! Тут у нас живут хорошие люди, а таким, как ты, здесь не место! Иди туда, где тебя не знают!

Клара Моисеевна все порывалась что-то сказать, но, открыв густо накрашенный рот, тут же закрывала его. Ее муж зато прегадко ухмылялся и чувствовал себя, может быть, лучше всех.

Игорь (наулыбавшись, жене). Ситуация прескверная, на мой взгляд. Тетя Аня проглотила Геру вместе с его шпагой на глазах у всех. Это ж надо — так суметь поставить мир с ног на голову! На это способна только женщина. Ты не находишь?

Клара Моисеевна (как всегда, внушительно). Во-первых, Аня мать. Во-вторых, ты хорошо знаешь этого Геру? В третьих, какое ты имеешь право…

Игорь (сначала схватившись за голову, а потом запустив еще одну улыбку на безответственную свою физиономию). Ты не заметила, дорогая, что чем-то бываешь схожа — иногда, конечно, время от времени, ненароком, по чистой случайности или по чисто дамской запальчивости — бываешь схожа с нашей тетей Аней?

Клара Моисеевна (бросает походя). Шут гороховый.

Игорь (кротко). Шут… (но видно по нему, что эта роль покамест его вполне устраивает, видно по нему, что, видите ли, шутами были те, кто, рискуя даже жизнью, говорили королям правду).

Дядя Моря (студенту). Ну, и что мы будем делать с вами, молодой человек? Теперь мне уже ясно, что вы из себя представляете! Я думал, у меня будет квартирант, а что я, как всегда, имею?

Тетя Аня оглядывает амфитеатр нашего дворика взглядом победителя. Может быть, кому-нибудь и хочется сказать какое-то слово, но он не решается. Это означало бы скрестить оружие с несокрушимым бойцом, вооруженным к тому же и мечом, и щитом, и кинжалом за поясом. И действующие, так сказать, лица отворачиваются от ее все еще испепеляющего взгляда, а некоторые просто уходят с балкона. Галерка пустеет.

Дядя Моря и студент скрываются в берлоге хозяина.

Тетя Аня (довершая разгром). И они еще говорят, что мой Костик может что-то украсть! Да как у них язык поворачивается! Пусть еще кто-нибудь вякнет хоть слово — уж я с ним разберусь!

Гоша (шутовски восхищенно, а, значит, и ядовито). Анечка! Да в вас, с вашим парадоксальным умом, Эйнштейн пропадает!

Тетя Аня (бесповоротно). Во мне ничего, бестолочь ты этакая, не пропадает!

И уходит домой, громко хлопая дверью. И другие двери захлопываются. И на некоторое время во дворике воцаряется тишина. Как в театре, когда все расходятся по домам. На небо выползает полная луна, чтобы отразиться в лужице под водопроводной колонкой и стать похожей на забытую кем-то большую тарелку…

Дядя Миша посмотрел в окно, где ничто не предвещало хорошей погоды, и повернулся ко мне.

— Вот вам, товарищ Вадим, спектакль из нашего дворика, который является филиалом одесского оперного театра. Но драматург здесь, к сожалению, не Шекспир и не Гельман, а старый болтун Михаил Топоровский. Чем я еще отличаюсь от этих великих — я ничего не получаю за свои постановки. Может быть, в этом случае нам с вами скинуться на две порции мороженого?

СЛОВ КУРЬЕЗНЫХ ЧЕРЕДА

Дядя Миша не всегда одаряет меня рассказом. Настроение у старика, как у всякого человека, разное. Мало ли что на свете может повлиять на него! И погода, и жена, и случайно услышанное слово по телевизору, которое вмиг тянет за собой череду других, нанизанных, как выясняется после, на некую нитку, как жемчуг или янтарь. Или, если ближе к дяде Мише-рыбаку, — как бычки на кукан.

Вот он, глянув на меня и проверив, готов ли я слушать, откашливается и начинает:

— Что вам сказать!..

Или:

— Между нами, доминошниками, говоря…

МЕЖДУ НАМИ, ДОМИНОШНИКАМИ…

— …врачей в Нью Йорке собралось слишком много. Все газеты и телевидение только о них и говорят. Идешь по улице, и через каждый магазин — медицинский офис. Вроде бы жилой дом — ан нет: на нем вывеска о приеме больных.

Я думаю, врачей сейчас уже больше, чем больных. И скоро больные будут вообще нарасхват.

А отсюда вывод: желающие лечиться должны будут вести себя иначе. Как? Я вам скажу, что я сделаю в самом скором времени.

Я тоже заказываю вывеску. Вот какую: "Больной, Топоровский М.Я., 75 лет. Болезни: (перечисляю). Прием врачей (после 40 лет) с 4 до 5.30 по понедельникам, средам и пятницам. Процедуры принимаю на дому. Испанского не знаю, английского (пока) не понимаю. Переводчица (до 40) обязательна. Врачей с холодными пальцами прошу не беспокоиться. Желаю успеха!"