Парус и буря - [68]

Штурвал в руках дрожит, будто кто упрямо вырывает его из рук Таруси. Еще усилие. Еще один поворот. Долго нельзя подставлять борт волнам, катер может перевернуть. Но и все время идти в лобовую атаку тоже нельзя. Мотор, выбившись из сил, заглохнет. Выход один: надо умело маневрировать. Работать во имя спасения. Во имя жизни своей и тех, кого они должны спасти. Неважно, что о нем говорят сейчас или скажут потом. Важно выйти победителем в борьбе со стихией. Выстоять, выжить самим и не дать погибнуть Рахмуни. И Таруси еще сильней сжимает в руках штурвал, то направляя катер прямо на волны, то вдруг рывком отклоняясь в сторону. Он чувствует резь в глазах, хочется закрыть их, но нельзя. Дождь льет беспрерывно. Все небо заволокло тучами. От соли горько во рту. Язык будто прилип к гортани. Говорить не хочется. Не слышно и голосов его спутников. Но надо действовать. Действовать, не теряя ни минуты. Иначе конец. Конец и катеру и людям. Смерть примеривается не только к Рахмуни, но и к ним тоже. Буря поймала в свои силки и судно Рахмуни, и катер Таруси. Она уже разверзла бездну небытия, чтобы поглотить их навсегда. Они должны вырваться из этой западни. Обойти бездну. Обмануть ее.

Таруси наклонился вперед. Словно приподнялся в стременах, готовясь взять еще один барьер.

Катер взлетает вверх и тут же стремглав проваливается вниз. Мотор стрекочет где-то в воздухе, потом, захлебнувшись, начинает глухо бормотать. И дождь, и громады обрушивающихся на катер волн — все против них. А тут еще вода подступает к мотору. Таруси обвел глазами товарищей. Они, словно тени, передвигались в трюме катера. Движения у всех замедленные, лица серые, глаза усталые. Чувствовалось, теряют надежду, положились уже, наверное, на волю аллаха.

— Много воды? — крикнул Таруси Ахмаду.

— Много! Почти по щиколотку… Хоть бы дождь проклятый перестал.

Последнюю фразу он произнес вполголоса, как бы про себя, но тем не менее Таруси услышал в ней раздражение и мольбу, тайную надежду и упрек в чей-то адрес, может быть даже в адрес самого аллаха. Это был голос уже не портового сорванца, шатающегося по набережной в поисках приключений, а зрелого моряка, принявшего вызов моря и готового, стиснув зубы, преодолеть любые невзгоды.

— Ты устал? — спросил его Таруси с участием.

— Не надо спрашивать об этом, капитан!

«Молодчина. Ответ достоин настоящего моряка», — подумал Таруси. Ответ Ахмада придал и ему самому силы и укрепил волю сопротивляться, бороться до конца. «Если будем откачивать, вода выше щиколотки не поднимется, — подумал Таруси. — Главное, чтобы она не добралась до мотора».

— Ахмад!

— Слушаю, капитан!

— Бери штурвал!

— Я?

— Разве тут есть еще Ахмад?

Юноша стоял в нерешительности, боясь даже пошевельнуться. Он явно колебался. Сможет ли он удержать штурвал, да еще в такой шторм? И в тихую погоду ему такого еще никто не доверял.

— Ахмад, ты что, оглох? — еще раз окликнул его Таруси. — Бери штурвал!

Молчание. Ни слова в ответ.

— Слышишь, кому говорят? Бери штурвал! Чего стоишь? — еще громче крикнул Таруси.

Ахмад умоляюще посмотрел на капитана. «Не могу я! Не могу!» — словно кричали его глаза. Он бы так, наверное, и не тронулся с места, если бы сам Таруси с силой не притянул его к себе.

— На, держи обеими руками, вот здесь, и крепче сжимай! Держи вот в таком положении, никуда не двигай, пока не скомандую, и сам стой крепче, смотри, чтоб не сбросило в море.

— Слушаюсь, капитан! — радостно воскликнул Ахмад. — Иди отдохни, капитан, все будет в порядке!

’Тлупый, — ухмыльнулся Таруси, — он думает, устал, поэтому отдал ему управление. Ладно, ему простительно, он ведь первый раз со мной плавает».

— Исмаил, откуда течь?

— Снизу, капитан. — Исмаил постучал по двери, показывая на щель внизу.

— Дай-ка мне банку. Эй, Ахмад, держи руль все время прямо, чтобы волны не захлестывали через борт.

Таруси ловко и энергично стал вычерпывать банкой воду. Он решил сделать это сам, чтобы дать передохнуть команде. Но матросы, разве могли они стоять сложа руки и смотреть, как работает капитан? И они тоже принялись черпать воду. Руки ритмично опускались в воду и выныривали с полной банкой. Спины то сгибались, то разгибались. Жестяные банки наполнялись и тут же опорожнялись. Вода заметно убывала. Наконец осталась небольшая лужа, которая перекатывалась от борта к борту, от кормы к носу. Только тогда Таруси разогнулся и, отбросив банку, сказал:

— Ну, пожалуй, хватит. — Потом, сняв с себя бушлат, скомандовал: — Исмаил, открой дверь, только быстро, чтобы воды не натекло.

Исмаил, не понимая, чего хочет капитан, с силой потянул на себя дверь, и Таруси мгновенно расстелил бушлат на пороге.

— Теперь закрывай! Посильней толкни! Закроется дверь, и все будет в порядке! Воды к тебе не просочится ни капли.

Дверь с трудом, но закрылась. Все это произошло так быстро, что Исмаил не успел даже опомниться. Он с восхищением смотрел на Таруси. Усталый и улыбающийся, тот стоял в одной рубашке и шароварах.

— Тебе не холодно? — спросил Исмаил.

— Было холодно, теперь жарко, — ответил Таруси, вдохнув полной грудью и почувствовав новый прилив сил. Откинув рукой упавшие на глаза волосы, Таруси натянул мокрую шерстяную шапочку и вернулся к штурвалу.