Партизанской тропой Гайдара - [62]

— Вы хотите знать, кто победит — фашисты или мы?.. Ну, а кто как думает?

И, глядя на него, я видела: он внимательно слушал и в то же время напряженно и быстро думал, как ответить.

— Я не знаю, кто из вас собрался продавать на барабан свою шкуру, — медленно начал Гайдар. (Партизаны засмеялись и разом повернулись в сторону окруженца.) — Но если кто и собрался, то как бы ему не продешевить.

Бил немцев Александр Невский. Били их прадеды наши в Семилетнюю войну, и в шитом золотом камзоле генерала Чернышева — был в старину такой генерал — по-моему, до сих пор в левом кармане лежат ключи от Берлина, пожалованные ему на серебряном блюде, когда он эфесом своей шпаги нетерпеливо постучал в городские ворота.

Кто из вас слыхал о «Железном канцлере», по имени Отто Бисмарк?.. Слыхали?.. Мудрейший был немец, если он догадался написать в своем завещании: дорогие мои потомки, чтобы мне покойно и сладко отдыхалось на том свете, не трогайте, пожалуйста, русских.

Но потомки не послушались дедушку Бисмарка и были еще раз биты, когда сунулись к нам в гражданскую...

И вдруг совсем просто:

— Конечно, кабы нам тех пруссаков, которых Чернышев бил. А то ведь эти техники всякой понастроили, и опыт у них, какого у нас пока нет. И потому борьба впереди нелегкая и долгая.

Но если вам хочется знать мое мнение, скажу: наверное, к тому времени многих из нас и в живых не будет, но народ... советский народ победит.

Я должна перед вами извиниться: я ничего не могу рассказать, каким Гайдар был в бою, хотя слышала, что вел он себя в бою очень храбро. По-моему, даже чуточку храбрее, чем это было нужно.

Но я так только слышала. Ходить с ним на задания мне не привелось: уж очень индивидуальная была у меня работа.

Зато, если вам, конечно, интересно, я немного знаю, о чем Аркадий Петрович писал свою книгу.

Книга была о нашем отряде. И узнала я об этом так.

Появился у нас парень один — студент. Откуда он взялся, куда потом делся — убейте, не знаю.

В отряде ему нравилось. Думал, наверное, как вернется домой или в свой институт, станет про это всем рассказывать. И начал парень вести дневник.

Узнал про дневник Горелов. Рассердился. Вызвал парня к себе. Велел исписанные страницы изорвать и сжечь. А потом на маленьком собрании сообщил про этот случай и сказал:

— Вести дневник и делать записи для памяти имеет полное право один только человек. И человек этот — писатель товарищ Гайдар, который составляет историю нашего партизанского отряда и потому получает все необходимые ему сведения. Остальным запрещается: дневник или тетрадь какая — это документ, который может стать находкой для врага.

Не то чтобы я собиралась вести дневник — было не до него. Тут хоть бы выспаться разок. Но разговор запомнила.

А главное — я поняла, откуда Гайдар все про всех знает. И еще приметила: если кто уходит на задание, Аркадий Петрович обязательно с ним встретится.

Гайдар никогда не спрашивал о деле, на которое отправлялся человек. Не хотел волновать.

Разговор всегда был о другом.

Я думаю, ему важно было на человека перед уходом просто посмотреть, услышать его голос, понять его настроение.

Вы бы видели в такие минуты взгляд Гайдара: внимательный, заботливый и как бы испытующий, словно Аркадий Петрович проверял — нет ли в тебе какой слабины, не трусится ли в тебе душа.

И если видел, что не трусится, то сразу успокаивался, и ты тоже вместе с ним успокаивался, потому что тебе передавалось его спокойствие, которым он дарил чуть ли не каждого, кто уходил в неизвестность.

Знаю по себе.

Я принесла ему однажды чаю. Он не очень охотно взял этот чай, внимательно оглядел меня и спрашивает:

— Вас как зовут?

Я смутилась немного, отвечаю:

— Мария.

Аркадий Петрович посмотрел на меня, легонько усмехнулся.

— Нет, — говорит, — мы будем вас звать Желтая ленточка.

Я сначала не поняла и спрашиваю:

— А это именно почему — Желтая ленточка? — а сама машинально трогаю волосы.

Косы у меня и тогда большие были. Только сверху я перевязывала их шелковой желтой лентой.

Гайдар, конечно, заметил, как я провела рукой по ленте, и шутливо говорит:

— Именно вот поэтому.

С того дня Аркадий Петрович всегда провожал и встречал меня. Я скоро поняла — и обо мне ему известно все, но особенно разволновалась, когда однажды увидела, как он ждал моего возвращения с задания и тревожился.

Было это вечером. Я пришла поздно и сразу скользнула в штабную землянку поскорей передать что надо и вернуться до рассвета домой. Пробыла я в землянке, наверное, минут двадцать.

Выхожу — стоит Гайдар.

Увидел меня, быстро подошел, осмотрел и даже не поздоровался:

— Ты уже вернулась?

Я растерялась и только кивнула ему.

— Ты давно вернулась или только что?.. А поесть успела?

Я сказала, что вернулась недавно, есть не хочу, но кусок хлеба с салом перед обратной дорогой съем.

— А я хожу по лагерю. Жду тебя. Спрашиваю — никто не видел... С какой же стороны ты пришла?

Я объяснила.

— Тогда понятно... Ты очень торопишься?.. Нет?.. Расскажи-ка мне быстренько, что ты успела и что видела. Ты ведь из Гельмязева? Как там?

Я сказала, что в райцентре пока тревожно-спокойно. Спокойно потому, что немцы еще никого не тронули. А тревожно оттого, что в доброту их поверить трудно.