Партизанскими тропами - [24]

Завидную отвагу и удаль проявил в том бою командир взвода Василий Быков. В западной части гарнизона десятка два гитлеровцев залегли за сараем и стреляли из трех пулеметов во все стороны. Бойцы Быкова, укрываясь за соседними домами, стали бить по вражескому гнезду перекрестным огнем. Немцы бросились по низинке наутек. Видя, что враги уходят из-под прицельного огня, Быков поднялся во весь рост и, несмотря на то, что со всех сторон жужжали свои и чужие пули, пустился вслед за отступавшими. Бой подходил к концу, когда с чердака одного из домов раздался выстрел из винтовки, к Василий Быков упал, сраженный насмерть.

Героически сражался политрук второй роты Петр Липоткин. Преследуя фашистов по улице, Липоткин заметил, что партизанам, выбивавшим гранатами из окопов полицаев и немцев, грозит опасность - с тыла к ним ползли два фашиста. Нужно было подать ребятам сигнал, оказать им помощь. Липоткин выбежал из-за дома и под обстрелом врага побежал по огороду. Когда один из подползавших к нашим ребятам фашистов поднял руку, чтобы метнуть гранату, Липоткин остановился и метким выстрелом уложил фашиста. Но и сам политрук упал - пулеметной очередью ему перебило правую руку. Истекая кровью, он застонал. Его услышала Нюра Соколова, которая наряду с другими партизанами стреляла из автомата по врагу. Она подползла к раненому и начали делать перевязку. И тут пулеметная очередь ливнем обрушилась на них откуда-то с крыши. Надо было скорее спасать раненого от явной гибели. И Нюра потащила его к траншее, из которой уже выбили немцев. Оставалось несколько метров до спасительного укрытия, но тело политрука безжизненно обмякло. Напрягая последние силы, Нюра затащила убитого за угол сарая и, вскочив во весь рост, присоединилась к партизанам, бежавшим на штурм последнего вражеского укрепления. Впереди этой группы бежал Градунов. Лицо его пылало гневом и отвагой. С криками: "Ура! За Родину!" - они ворвались во двор каменного дома и забросали гранатами все входы и выходы. Видя, что окружены, гитлеровцы стали черным ходом убегать в сад, но и там их настигали партизанские пули...

Бой закончился только вечером. Гитлеровского гарнизона в Журавичах не стало.

Наш отряд в том бою потерял шестерых. Пали отважные, беззаветно преданные Родине товарищи.

Тихо догорала золотистая заря над майским изумрудно-зеленым лесом. В строгом безмолвии стояли высокие сосны вокруг небольшой поляны. Посреди поляны группа партизан с обнаженными головами отдавала последние почести героям. Все смотрели на братскую могилу. На глазах слезы. На почерневших от зимней стужи и обжигающих весенних ветров усталых партизанских лицах печаль.

Сурова и грозна партизанская печаль. Но не кручина будет глодать сердца партизан, а еще более лютая ненависть к врагу, которая порождает и смелость, и находчивость, и отвагу.

Ночевали мы в селе Дулеба в небольшом пустом доме. Рано утром меня разбудил мой порученец и сообщил, что пришла Нюра Соколова по какому-то срочному вопросу. Я наскоро оделся и, не зажигая коптилки, при которой сидели вечером над картой, спросил Нюру, с чем она пришла, не умер ли кто из раненых. Нюра успокоила меня, что в санчасти все живы, но попросила зажечь светильничек.

- Тут надо вам срочно прочитать одну бумажку, - прошептала она, - а только Саша пусть за дверями постоит и никого пока не впускает.

Несколько озадаченный, я приказал порученцу зажечь огонь и подежурить за дверью.

В комнате замигал настолько слабый желтый огонек, что, когда Саша закрыл за собою дверь, он чуть не погас. А Соколова сразу же достала из-за пазухи крохотную лощеную бумажку и дрожащей рукой подала мне.

- Читайте, товарищ комиссар, и растолкуйте мне, что оно такое.

Я пробежал глазами несколько строчек печатного немецкого шрифта на клочочке бумаги и, наверное, очень взволнованно спросил Нюру, где она это взяла, потому что она совсем уж тихо спросила в свою очередь:

- А что оно такое?

- Гестаповский пропуск. С этой бумажкой в любом немецком учреждении человека примут как своего.

- Чи ж то правда! Так кто ж она такая, та красуля?

И, придвинувшись ко мне, Нюра в самое ухо рассказала, откуда у нее эта бумажка.

После журавичского боя к нам пришла группа беженцев с просьбой принять в отряд. Мы взяли только двоих, как более боеспособных, а остальных устроили в селе. Принятые нами были муж и жена. Оба учителя. Ему было лет тридцать пять. А ей немного меньше. Несмотря на образованность, оба заявили, что готовы исполнять любые поручения. А так как они не претендовали на то, чтобы находиться вместе, то его мы послали в хозвзвод, поскольку он даже стрелять не умел, в чем смущенно сознался сам, а она же стала помогать повару, а когда надо, то и санитарам. С первого дня эта женщина как-то прильнула к Соколовой, и жили они вместе. И вот минувшим вечером эта красавица укладывала свою черную косу и выронила эту туго скрученную бумажку. Сначала Нюра подумала, что это остаток бигуди, но что-то ее толкнуло развернуть бумажку, и она это сделала, когда красавица вышла. И вот что оказалось.

Я отослал Нюру досыпать утренний сон, а сам тут, же пошел к Голубовскому. Бывший начальник минского отделения милиции И. И. Голубовский возглавлял спецчасть отряда. Суховатый, небольшого роста, очень тихий человек, Голубовский все делал не спеша. Просмотрев бумажонку, он как-то уж очень хладнокровно сказал: