Партизанская музыка - [25]

День обещал быть солнечным, горизонт уже отступил так далеко, что не хватает, казалось, лишь зрения, чтобы увидеть Клименецкое побережье, и хотя это впечатление было обманчивым, ведь мы до сих пор не могли разглядеть даже второй взвод, находившийся в четырех-пяти километрах севернее, наш малоопытный и потому осторожный комвзвода Кушманов приказал залечь в оборону и прекратить всякое движение. Напрасно Кочерыгин и политрук Леонтьев пытались переубедить его, что при такой хорошей видимости как раз и нет для взвода никакой опасности, что мы в конце концов не в засаде, что на ногах обзор лучше, и люди не будут так коченеть, что, может, лучше вообще не стоять на месте, а, разбившись на отделения, курсировать с севера на юг на расстоянии видимой связи, — Кушманов был непреклонен и, оглядывая в бинокль горизонт, повторял:

— Мы на боевом задании… У нас приказ — занять оборону в трех километрах западнее Василисина острова и ждать выхода Николаева. Устроили, понимаешь, потеху! А если самолеты? Куда тогда деваться?

В прошлую зиму самолеты над озером действительно причиняли партизанам немало бед. Кочерыгин и Леонтьев сами испытали это, а Кушманов знал лишь понаслышке: вот поди ж ты, понаслышке, а хорошо запомнил! Мне-то, честно говоря, показалось, что комвзвода боится не столько самолетов, сколько того, что нас, возможно, видят со своего восточного берега.

— Иди на место, — мрачно приказал мне Кочерыгин.

Минут через десять было разрешено всем, кроме наблюдателей, оставить линию обороны, собраться и позавтракать. Надя Лазарева и Клава Матросова ходили и проверяли людей на обморожение — носы и щеки кое у кого оказались прихваченными, и это сильнее других доводов подействовало на Кушманова.

— Завтракайте, и начнем патрулирование! — распорядился он.

Со смехом и шутками мы наново заправили грелки, отогрели как следует руки, помогли друг другу снять из-под маскхалатов тощие вещмешки, уселись на снег, попарно прижавшись спинами, и пиршество началось. Черный сухарь и розоватый толстый кусок шпига — есть ли на свете еда сытней, удобней и вкусней этой! Если сухарь просушен до хруста, не успел взяться затхлостью, а шпиг по-настоящему свеж и жирен, то и на лютом морозе ничего не надо ни согревать, ни оттаивать, — прямо на сухаре ножом пластаешь сало на мелкие дольки и зубами экономно отламываешь по кусочку, смакуя во рту домашний, привычный с детства вкус хлеба и солонины.

II

Было уже близко к одиннадцати, когда сквозь сизую морозную дымку на юго-востоке пробилось наконец солнце — четкий оранжевый диск, на который можно было смотреть даже не щуря глаза. И все равно озеро преобразилось, ожило, оно словно бы отделилось от белесого, но заметно потемневшего неба, заискрилось вдали голыми наледями, и горизонт прорезался ровной линией, на которой командир взвода Кушманов и разглядел в бинокль подозрительный бугорок, превратившийся затем в идущих прямо на нас лыжников.

— По местам! Занять оборону! — сразу же приказал Кушманов. — Кочерыгин! Возьмешь отделение и двинешься навстречу! Опознавательный знак — трижды горизонтально поднятая над головой винтовка. Ближе полукилометра к себе не подпускай!

— Да Николаев это, товарищ комвзвода! — громко отозвался Кочерыгин. — Смотрите, второй взвод наперерез двинулся.

С севера в нашу сторону шла еще одна группа лыжников в маскхалатах. Это был второй взвод — тут сомневаться не приходилось, но почему они так поспешно идут на сближение с нами, будто торопятся опередить Николаева, если с запада действительно подходит он, а не финны.

— Кочерыгин, отставить! Будем ждать!

Кушманов, как видно, не знал, что и делать.

Не хватало еще ввязаться в бой на открытом озере, а потом финны вызовут по рации самолеты — у них в каждом егерском взводе есть рация, погода для авиации как на заказ… Можно бы запросить опознание при помощи ракетных сигналов, установленных для ночного времени, но устраивать днем фейерверк тоже было небезопасно. Финны сразу же заинтересуются, кто и зачем сигналит посреди озера, вышлют самолет, потом бегай по льду, ищи укрытия.

Я лежал неподалеку и хорошо видел, как нелегко приходилось в эти минуты нашему величавому и неприступному командиру: он принял решение, но сам не был убежден в его правильности, озирался по сторонам и, наверное, по привычке ждал, когда же расторопный помощник предложит что-то, с чем можно будет согласиться. Тревога так овладела Кушмановым и так не шла к его крупному, всегда непроницаемому лицу, что сомнение начало охватывать и меня, мне уже стало казаться — а вдруг действительно на нас двигаются не свои, а вражеские группы, высланные на преследование и перехват наших разведчиков?

Оставалось не меньше двух километров, когда взвод Николаева вдруг пропал из вида, исчез, словно растворился. И произошло это так неожиданно, и продолжалось так долго, что я успел свыкнуться с мыслью — ну, конечно же, это финны, и они заметили нас, рассредоточились и залегли в торосах. А северная группа будет стараться отсечь нас от острова…

И в то же время я понимал, что все это не так, что взвод Николаева просто остановился на отдых, что взвод Григорьева раньше нас заметил разведчиков и торопится им на помощь, но мне так хотелось, чтоб хоть сегодняшний наш выход не оказался напрасным… Сколько ходим, а пока ни одного боевого выстрела!