Партизанская искра - [45]

— Хорошо, что ты убежала от них.

— Хорошо, — повторила Поля почти беззвучно.

И это «хорошо» прозвучало для юноши ответом на его немой вопрос. Трепетное чувство к девушке охватило его. Он пожалел, что все это случилось не при нем, он убил бы это пьяное рыжее животное, перекусил бы горло, растоптал бы ногами, как гадину.

— Ничего, Поля. Мы им за все отплатим.

— Да, Парфень.

— Тебе холодно?

— Нет…

— А вздрогнула.

Девушка распахнула закрывавшие ее полы, будто ей стало жарко, и с едва сдерживаемым волнением заговорила:

— Не могу придти в себя. Подумай только, выстрелил, гад, только за то, что не пошла с ним танцевать. Прямо за людей не считают…

— Успокойся, Поля, тебе нужно отдохнуть, отогреться. Сейчас же идем в кухню. Ты ночуешь у нас.

— Не знаю, Парфень, я боюсь за маму, как она волнуется теперь, бедная. Ведь она не знает, что со мной, где я. А что, если я сейчас побегу домой?

— Ни в коем случае, — решительно возразил Парфентий, — тебе нельзя показываться, пока эти шакалы не уедут отсюда. А утром, если они не уедут, я пошлю Маню. Она все передаст тете Даше.

Поля согласилась.

— Вот и правильно, — прошептал Парфентий, и сам не зная как, обнял девушку и, наклонившись, ощутил на своей прохладной щеке нежную с царапинкой щеку и уголки горячих губ.

Они вошли в кухню. Здесь было темно и жарко. Парфентий помог Поле влезть на печь.

— Прячься за Маню, к стенке, — шепнул он, — спокойной ночи, Поля.

— Спокойной ночи, Парфень.

За дверью слышалось пьяное бормотание солдат. Затем все четверо выходили на улицу и там громко разговаривали. Потом вернулись и вскоре захрапели.

В хате было жарко. Парфентий сбросил с себя фуфайку, положил ее на кпай скамьи под голову и, не разувшись, лег навзничь. Сон не приходил. В воображении чередовались различные картины. То он видел себя в окопе за пулеметом. Он жмет гашетку и падают как скошенные, враги. То обвешанный гранатами, с ящиком тола, он на линии железной дороги. Видит, как побежало по шнуру маленькое пламя, и грохот взрыва раскалывает ночную тишину… А то вдруг он верхом летит впереди рассыпающейся веером конницы. Чапаевская бурка черными крыльями бьется за спиной по ветру… «Товарищ командир, задание выполнено», — докладывает он. А кругом лес, огромные сосны вокруг. Спокойно и величаво рдеет в руке знаменосца отряда алое, шитое золотом знамя… Тяжелая рука ложится на его плечо, и знакомый голос учителя звучит тихо, но внушительно:

«Ночь минует. Парфентий, и скоро наступит рассвет. Он идет с востока, а мы пойдем навстречу…».

И снова мелькают отрывочные картины, лес, полотно железной дороги, глубокие снега, огненные столбы взрывов, фашисты, падающие под пулеметным огнем.

И всюду ляпом с ним она, красивая тоненькая девушка с черными, как антрацит, глазами.

Глава 2 ПАРТИЗАНСКАЯ ИСКРА

Второго января погода неожиданно стала меняться. Мороз начал спадать, становилось мягче.

Обрадовавшись потеплению, немцы быстро собрались и покинули село.

Но едва они выбрались в степь, небо так же неожиданно помутнело и опустилось ниже, с востока подул ветер и закружились по воздуху кружевные снежинки. Поднималась метель.

— Видал, что делается, Парфень, — с видимым удовольствием воскликнул Михаил Кравец, щуря на небо свои узкие, серые глаза. Он прибежал к другу сразу же, как только из села ушел немецкий обоз.

— Добрая погодка, то что надо, — весело отозвался Парфентий.

— Везет немцам. Из холода прямо в эту кашу попали. На их фургонах в такую заваруху далеко не уедешь.

— Только бы не вернулись, — обеспокоенно заметил Парфентий.

— Не вернутся, пока метель разгуляется как следует, им до Конецполя будет ближе, чем до нас, — успокоил Михаил.

— Тогда вот что, Миша, давай собираться.

— Сегодня?

— Чего же медлить? Время идет, пора и за настоящее дело приниматься. Да и обстановка подходящая. Гостей на селе нет — это раз. во-вторых на работу сегодня не погонят, потому что жандармы и полицаи сегодня после встречи Нового года опохмеляются. И в третьих, — все следы наши будут как метлой заметены. Так, что ли, хлопче?

Парфентий наскочил на друга и стал тузить его двумя кулаками. Михаил спокойно защищался, выставив вперед длинные, жилистые руки.

— Тебе, Мишка, с такими рычагами только в боксеры идти.

Приподнятое настроение располагало к шуткам, к юнШиескому озорству.

— Ничего, придет время, мы и тут попробуем, благо есть на ком потренироваться. У-у-уух! — прогудел Михаил, вытянув далеко вперед крупный литой кулак.

— Ну, хватит, хватит тебе, размахался, Дон-Кихот. Давай о деле говорить.

— Ну что же, сегодня, так сегодня. А где?

— Я думаю, в лесу. На серебряной поляне самое подходящее место. Подальше от села.

— Когда собираться, Парфень?

— К двум часам. Сейчас одиннадцать. Давай, помогай мне.

— Говори, что нужно.

— Возьмешь этот край села. Сообщи Поле и Юрке Осадченко. Остальным я сообщу. Да скажи, чтобы потеплее одевались.

— Есть!

Михаил надвинул на брови фуражку-капитанку и зашагал через сад прямиком.

Сегодня, 2 января, серебряная поляна в новогоднем уборе. Поднявшийся ветер еще не успел сбить с ветвей молодых верб мохнатый иней.

На поляне затишье. Ветер тихо шумит где-то в вершинах деревьев. Ровно падают пушистые хлопья. Над ослепительной белизной снега пылает яркокрасное полотнище развернутого знамени. Под ним полукругом молча стоят семеро собравшихся.