Партизанская богородица - [2]

— Ой, братка, соскучилась я по тебе. А уж Лиза-то! Только нас таится, а как одна, все плачет. И Кузька все донимает: где папаня?

— Ну ладно. Ты про дело сперва. Пошто Роман не приехал?

— Ой, братка, забрали его. Вчера увели в каталажку. А седни с утра по слободе рыщут. На дорогах постовые. Я по задам ушла. И то, кажись, заметили...

— По тебе стреляли?

Палашка дернула плечиком.

— Не знай. Мимо уха пролетела, не успела спросить. Пес ее знает... А дедушка Семен Денисыч велел тебе сказать, чтобы ехал седни в завод. Слышь, — она понизила голос, хотя, кроме их троих, на много верст кругом не было ни одной живой души, — партизаны должны подойти. Отряд... вот забыла, кажись Бурова...

— Бугрова, — поправил Сергей.

— Вот-вот, Бугрова. Семен Денисыч и велел: скажи ему, что надо ему быть в заводе. Только сказал, чтобы домой не ходил, а к нему прямо.

Лицо Сергея построжело.

— Лиза знает?

— Что ты, братка! Или я не понимаю! — обидчиво воскликнула Палашка. И тут же спросила с обычной живостью: — Сейчас поедете?

Сергей, чуть сдвинув рыжеватые брови, пристально посмотрел на Корнюху.

— Тебе, парень, однако, остаться надо.

— Сергей Прокопьич! — взмолился Корнюха. — Неужто я там не сгожусь! — рывком поднял двухаршинный сосновый кряж и с силой шваркнул его о землю.

Сергею и самому не хотелось обижать товарища.

— Опять же, оружие негоже без догляду бросать.

— Сергей Прокопьич, — еще жалобнее повторил Корнюха, хотя уже понял, что не хватит совести у Сергея оставить его здесь, — кто станет в пустом шалаше шариться!

— Да и ветка[2] троих не подымет, — продолжал Сергей, сам прикидывая, сколько времени займет двойная переправа.

— Подымет! — сказала Палашка решительно.

Корнюха готов был ей в ноги пасть.

— Ну, коли так, тогда уху варить! — распорядился Сергей. — С пустым брюхом в дорогу скучно. Хлеба-то привезла?

— А то нет, — с достоинством ответила Палашка и ткнула в бок повеселевшего Корнюху: — Ну, рыбак, где твоя рыба?

— Рыба будет! — Корнюха подхватил с земли плетенку, подбросил ее вверх, поймал на лету и, вконец осмелев, кивнул Палашке:

— Пошли!

— Сети все сыми, — сказал вдогонку Сергей.

Корнюха обернулся.

— Поди, в одной на уху достанет.

— Сколь уж там будет. А сыми все!

— Там и развесить? — спросил Корнюха.

— Сюда неси.

Корнюха хотел еще что-то сказать, но понял: не зря заставляют его тащить мокрые сети, — и согласно мотнул головой. Шагнул к Палашке, намереваясь обнять ее, но она, прыснув, увернулась и побежала от него.

— Чего кинулась? Не там сети-то! — рассердился Корнюха.

— А ты не балуй!

Но, видно, не очень она боялась его. Подошла и усмехнулась:

— Чего встал-то? Пошли!

В одиночестве легче собраться с мыслями... А мысли разбегаются надвое. И не знает Сергей, то ли радоваться вестям, привезенным Палашкой, то ли тревожиться...

Партизаны подходят... стало быть добрался до них Санька Перевалов. Насилу дождались... Да, видно, не одни мы ждем. И господин штабс-капитан дознался. Романа-то забрали. Может, и не одного... Хорошо, что старик известил... Рана уже поджила. Плясать еще нельзя, а ходить можно...

Рыбы было столько, что Палашке одной бы и не донести. И несли они наполненную с верхом плетенку вдвоем. Другой рукой Корнюха придерживал перекинутые через плечо мокрые сети.

— Добрый улов! — похвалил Сергей, когда Палашка высыпала рыбу на траву, неподалеку от едва курившегося костерка.

Серебристые сорожки и ельцы, которых было больше всего, уже уснули. Нарядные полосатые окуни топорщились и подпрыгивали. Изогнувшаяся полукольцом пятнистая щука судорожно заглатывала воздух.

— Сети развесить? — спросил Корнюха.

— Неси в лодку, — ответил Сергей, — и рыбу туда же. Ты, сеструха, отбери на уху окуньков покрупнее, а остальную сложи в плетенку. Он за одним в лодку отнесет.

— Потом и унесем, — возразил Корнюха.

— Неси, пока светло. Потом темень будет. Месяц еще не народился. Да уложь там как следует. Сети в нос, рыбу в корму.

Пока Корнюха ходил к лодке, Сергей принес хворосту, взбодрил костер, а Палашка примостилась на сосновом сутунке чистить рыбу.

Уколола руку и сказала с досадой:

— До чего же этих окуней скрести муторно!

— Зато уха хороша, — заметил Сергей, достал из шалаша ведерко и пошел по воду.

Уха — круто посоленная, заправленная пером полевого лука и молодой картошкой — удалась на славу.

— Эх, ушица! — крякнул Корнюха, хватив с пылу горячей. — К этой ушице бы стакашек первачу!

— Может, спиртику? — подсказал Сергей.

Корнюха только вздохнул.

— Молодец, сеструха! — похвалил и Сергей. — Муженька наживешь, за таку стряпню на руках носить будет.

— Только за стряпню? — скромно спросила Палашка.

— Я бы... — начал было Корнюха, но Палашка тут же строго цыкнула на него:

— Ну, ты! Скажу вот Варьке, что на меня глаза пялишь, она тебе даст выволочку.

— Что мне Варька? — возмутился Корнюха. — Что есть, что нет!

— Знаем мы вас. Все такие. «Что есть, что нет!» — передразнила Палашка. — A при ней про меня так же скажешь.

— Палаша! Да я...

— Помолчи! — оборвала Палашка. — А то костью подавишься. Возись тогда с тобой.

Корнюха, наконец, догадался, что словом эту языкастую не перешибешь. Сплюнул сердито в сторону и еще старательнее заработал ложкой.