Партизанская богородица - [17]

— Почему до сих пор не сдал? Партизанам берег!

И наотмашь стегнул затвором Федора по лицу.

Федор качнулся, но устоял. Кровь из разбитых губ потекла по крутому, давно не бритому подбородку.

— Ты пошто же так-то?..

Несправедливость, казалось, только поразила, но не испугала и не разъярила его...

— Взять! — будто выплюнул фельдфебель.

Двое солдат проворно подскочили, вознамерились заломить руки за спину.

Федор отбросил их.

Тогда третий, маленький, смуглый, кошачьим прыжком подскочил сзади и рукояткой нагана ударил Федора по темени.

Потом схватили под руки, поволокли в заднюю горницу. Швырнули на голый топчан.

...Очнулся Федор, когда в лицо плеснули ведро холодной волы.

Открыл глаза. Приподнялся на локте.

— Жить хочешь — не придуривай! — сказал фельдфебель. — Говори, кто из ваших в партизанах.

Федор молча смотрел на него.

— Говорю, не придуривай! — Фельдфебель закричал. — Небось, развяжем язык!

— Прости, Петруха, виноват я перед тобой, — не то простонал, не то всхлипнул Федор и, уронив голову, ткнулся лицом в грязный топчан.

— Взбодрить его! — послышался приказ фельдфебеля.

С двух сторон над топчаном взвились шомполы. С вязким звуком падали удары на живое тело.

— Не ленись! Не жалей силушки! — покрикивал фельдфебель.

Солдаты секли старательно.

Федор не шевелился.

То ли молчал упрямо, превозмогая боль, то ли впал в тяжелое беспамятство.

5

На площади, лицом к церкви, выстроили в ряд всех мужиков. Бабы и ребятишки толпились поодаль.

Капитан Рубцов с опухшим сердитым лицом нервно прохаживался по пыльной, наполовину вбитой в землю траве, временами оглядываясь на окна поповского дома.

Оттуда, поверх задернутой занавески, на него смотрела Сонечка.

Барсуков выровнял шеренгу, пересчитал выстроенных, доложил капитану:

— Шестьдесят два!

Капитан остановился на равном расстоянии от концов шеренги. Напротив маячила окладистая рыжая, очень знакомая борода. Капитан поднатужился, вспомнил: эта борода вчера, во время ужина в поповском доме, выглядывала из кухни.

— Крестьяне села Перфильево! — голос капитана хотя и отдавал хрипотой, но звучал громко и отчетливо. — Я буду краток. Наша родина переживает трудное время. Предатели, бандиты, немецкие шпионы, захватившие обманом Петроград и Москву, продают родину немцам и жидам. Доблестная русская армия под водительством Верховного Правителя адмирала Колчака беспощадно уничтожает красную сволочь. Близок час нашей победы!..

Выпалив это одним духом, капитан приостановился. Преамбула, годная для любого случая, была заучена наизусть. Отчеканивая ее, капитан одновременно наблюдал, какое действие она производит. Обладатель окладистой рыжей бороды просиял и истово, видать, от души, перекрестился. И еще несколько человек. Но лишь несколько. Остальные были неподвижны и хмуры.

Усмехнувшись про себя, капитан продолжал:

— Крестьяне села Перфильево! Среди вас есть мерзавцы, которые заодно с красной сволочью! Позор! Позор! — Капитан все гуще наливался злобой. — В то время когда доблестные войска... не щадя жизни... а здесь нож в спину... партизанские шайки... Позор! Гадость!..

Капитан жадно хватал ртом воздух, как запаленная на быстром скаку лошадь.

— ...Требую! Приказываю: немедленно выдать партизан! Всех до единого! Немедленно! Иначе считаю пособниками!.. Я кончил.

Эффектным жестом вскинул руку к глазам.

— Даю три минуты на размышление!..

И, подчеркивая свое пренебрежение, повернулся задом к ошеломленным и озадаченным мужикам. Перехватил восхищенный взгляд Сонечки, послал ей воздушный поцелуй и хищно улыбнулся, ощерив крупные зубы.

Резко обернулся. Провел глазами по шеренге застывших в недобром предчувствии людей. Даже окладистая рыжая борода сникла. «Крестись, пока время есть!» Тревожное ожидание на всех лицах. И все шесть десятков мужиков, таких разных, долговязых и коротеньких, дородных и тощих, кудлатых и плешивых, бородатых и бритых, — все в этом терпеливо покорном унынии на одно лицо.

Только третий с правого фланга — рослый и широкоплечий мужик, с курчавыми темными волосами и коротко подстриженной бородой, с приметным крупным прямым носом, — глядел хоть и сурово, но не подавленно.

«Тебя первого и растянуть! — злорадно подумал капитан. — Третьим стоишь. Значит, каждого третьего!»

— Три минуты прошло, — сказал капитан жестко. — Советую не тянуть время! Я жду!

Шеренга застыла в молчании.

— Барсуков! Приготовиться! — распорядился капитан.

Фельдфебель откозырнул, лихо повернулся налево кругом, щелкнув каблуками, и махнул рукой.

Два солдата вынесли со двора длинную широкую скамью. Одновременно из ворот выкатили «Максима» и установили его на высоком крыльце поповского дома.

Капитан достал из нагрудного кармана френча список, составленный вчера отцом Феоктистом, развернул и отрывисто, как подают команду:

— Названных три шага вперед! Соломин Хрисанф Дмитрич!

Рыжебородый дернулся всем телом. Лицо его перекосилось в смертном страхе.

— Три шага вперед! — прикрикнул капитан.

Хрисанф Дмитрич, спотыкаясь, сделал три шага и остановился.

— Лукин Иван Степанович! — продолжал выкликать капитан. — Лукин Кузьма Степанович! Петров Иван Степанович!

Еще трое вышли и встали перед строем.