Партизан - [66]

Все прошло как по нотам. После полуночи Шестаков в паре с прикрывающим его бойцом пробрался к полевой кухне. Неподалеку были разбиты палатки, в которых отдыхали артиллеристы. А также парочка часовых, которые безбожно нарушали устав караульной службы, сойдясь в сторонке от кухни, чтобы поболтать и выкурить по сигарете.

Шестакову оставалось только пробраться к полевой кухне, откинуть крышку бака и вылить в него содержимое фляжки. Всего один литр жидкости не смог заметно повлиять на уровень воды, заблаговременно залитой в бак поваром…

Нда. Ну и чем он лучше их? От газов смерть, конечно же, мучительная, но кто сказал, что смерть от яда не так страшна. Скрючившиеся в рогалик солдаты, стенающие о помощи и сучащие ногами, хрипы и рыдания еще недавно здоровых мужиков. А в артиллерию худосочных не берут по определению. Картина эта явно не для слабонервных. И хотя ему довелось повидать немало всякого, Шейранова передернуло от деяния своих рук.

Так чем же он лучше? Да ничем. Это, мать ее, война, во всем ее неприглядном виде. А что до самокопаний, то просто нужно помнить, что, когда поступит приказ, эти солдаты, не задумываясь, используют ядовитый хлор против тебя. Как сделали они это совсем недавно у бельгийского городка Ипр. Пусть не эти самые, но и эти не стали бы возражать.

Люди начали падать в корчах примерно через два часа после завтрака. Как Шестаков и предполагал. К этому времени пищу успели принять все, а повар с помощниками даже приступили к готовке обеда. Батарея легких семидесятисемимиллиметровых пушек произвела несколько залпов по невидимой цели.

А потом началось. Первыми скрутило повара и его помощников. Дальше отрава действовала, подобно урагану. Наблюдая за происходящим в бинокль, Шестаков не мог не отметить, что все четверо офицеров во главе с командиром также отравились. Похоже, они питались с солдатами из одного котла. Гауптман попытался доложить о происшествии по телефону, но не смог ничего поделать, потому что связь была уже перерезана.

Они шли по территории батареи, держа на изготовку «маузеры» с пристегнутыми кобурами, готовые в любой момент открыть огонь по противнику. Вот только в этом не было никакой необходимости. Никто не собирался оказывать им сопротивление. Неподалеку гремели орудия других батарей, посылающих смерть по невидимым целям, и никто не обратил внимания, что батарея за леском прекратила огонь. В конце концов, идет война, и мало ли какое распоряжение они могли получить.

Шестаков подошел к командирскому навесу и посмотрел на скрючившегося на земле офицера. Нда. Все же мир тесен, а военные пути и впрямь способны переплетаться в причудливую вязь. Гауптман Ридель, тот самый, с которым они повстречались не так далеко отсюда несколько дней назад. Прапорщик опустился на колено и вогнал нож в спину, целя точно в сердце. Отравленный никак не отреагировал на отточенную сталь, развалившую ему сердце. Разве только в последний раз вздохнул. И, как показалось Шестакову, облегченно.

– Унтер, – позвал Шестаков, проверив всех четверых, оказавшихся на пункте управления.

– Я, ваш бродь, – мрачно отозвался Рябов.

– Провести контроль. Сделайте это четко и быстро.

– Слушаюсь. Ну, чего замерли, как стельные коровы? Шевелитесь. Не видите, мучаются грешные.

Еще через полчаса группа уходила, уводя с собой два орудия и по одному боекомплекту в передках. Все оставшиеся боеприпасы и орудия заминировали, и те должны были подорваться примерно через полчаса. Ну а если кто обнаружит диверсию и предотвратит ее, невелика беда. Главное – успеть осуществить задуманное.

Группа успела отдалиться от места примерно на восемь верст, когда сзади раздался мощный взрыв. Что же, у германской армии теперь на четыре орудия и на тысячу-другую снарядов меньше. А вскорости враги понесут новые потери, уж Шестаков-то постарается.

Прапорщик остановил лошадь и замер, вслушиваясь в происходящее где-то за холмами, на переднем крае. Заметив это, остановил свою лошадь и поручик Чирков. Остальные продолжали движение к намеченной позиции, не заметив ничего необычного.

– Слышите? – поинтересовался Шестаков.

– Да. Похоже, что германцы усилили артиллерийскую подготовку. И еще как. Да сколько же у них снарядов-то?

– Не думаю, что это германцы. Сомнительно, чтобы они успели подтянуть резервы и уж тем более развернуть части для наступления. Скорее всего это наши.

– Да откуда у них столько орудий и уж тем более снарядов?

– А если это ракеты? Ведь когда мы отбывали, их должны были подвезти.

– Да, но не в Третью армию, а в нашу, Восьмую.

– Может быть, Брусилов направил на помощь Радко-Дмитриеву ракетчиков?

– А почему не бригаду или даже дивизию? – недоверчиво хмыкнул Чирков. – Поедемте, не то наши ребятки уже изрядно оторвались.

– Да, вы правы. Нужно торопиться.

Еще через полчаса усталые лошади вынесли оба орудия на заранее намеченный бугор. В версте от него была отчетливо видна железная дорога. Германцы успели уже восстановить путь и сейчас спешно перебрасывали на передний край Двадцатую дивизию, последний резерв Одиннадцатой армии, которому надлежало нанести решающий удар. Эшелоны шли один за другим, с разрывом едва в половину версты.