– Катерина, ты далеко-то не отходи, – невольно осматриваясь по сторонам, произнес мужчина лет пятидесяти пяти.
Ну и что с того, что вокруг степной простор. Это только на первый взгляд тут все, как на ладони. А на самом деле, если с умом, то в степи можно укрыться не хуже, чем в лесу. Овраги, балки, промоины, русла ручьев и речек, камыши, заросли высокой травы. Всего этого в избытке даже в Калмыцкой степи, а уж в этих краях и подавно. Предгорье. Так что степь тут изрезанная складками, как лицо старика морщинами.
– Да я тут, рядом, – послышался в ответ задорный девичий голос.
Парень, устроившийся на одеяле, расстеленном на траве, замер, так и не донеся до рта ложку с кашей. После чего невольно обернулся, отыскивая девушку взглядом. Ну невозможно нормальному мужчине проигнорировать такой чистый и звонкий голосок. Хотя бы оттого, что он по определению должен принадлежать писаной красавице.
Ну и что с того, что с обладательницей этого голоса он уже не первый день путешествует бок о бок. Это дело такое. Красотой любоваться никогда не устанешь. А посмотреть тут было на что. Статная, стан тонкий, как лоза, крутые бедра, толстая русая коса, овальное личико с правильными чертами и природным румянцем. А еще глаза. Большие, голубые, с завивающимися длинными ресницами и темными дугами широких бровей.
Оно, конечно, девице больше пристало хаживать в сарафане, а не в армейской песчанке. Но, с другой стороны, в дороге форма куда удобнее. Да и не испортить никакой одеждой такую красоту. Ты ее хоть в рубище наряди, а все равно от одного только взгляда нервно сглотнешь, дабы не пустить слюну по губе. Красавица, чего уж там.
– Паша. Паша, итить твою, через коромысло.
– А? Что? А, дядь Ваня? – встрепенулся паренек, получив тычок в плечо, от чего едва не уронил с ложки кашу.
– Доедай быстрее и меняй Петра. Еще чуть, и Прохор Иванович погонит нас дальше.
– Ага. Я мигом, дядь Ваня, – запихивая в себя кашу, но продолжая искать взглядом девушку, ответил паренек.
– Да не гляди ты так. Ишь слюни пускает. Дай девке до ветру спокойно сходить. А то вот так сглазишь, и она еще до кустиков напрудит в штаны.
– Да ладно, дядя Ваня. Скажешь тоже. Я не глазливый.
– Ну да, ну да, разве что до баб охочий. Сколь в пути, все с девки глаз не сводишь.
– А что, нельзя? За погляд денег не берут.
– Да денег-то не берут, а вот морду начистить могут. Ты не гляди, что Прохор Иванович купец. Купцом-то он лет десять как. А до того в наемниках был, и помотало его по нашим краям, от моря и до моря. Когда он начинал, тут такое творилось, что не приведи господь. Банд было больше, чем честного люда. До смешного доходило, они даже друг друга грабили.
– Ты уже не раз это рассказывал, дядь Ваня.
– А ты лишний раз послушай, не обломишься. И потом я это к тому, что с купцом нашим шутки плохи. У него ничего дороже дочки на этом свете не осталось, и за нее он тебе на одну ногу наступит, а за другую разорвет, как лягуху. И учти, я это не для красного словца говорю. Сила в нем дурная.
– И что же, он Катерину свою век подле себя держать станет?
– Век не век, а за наемника голоштанного не отдаст. Кашу доел?
– Ну, доел.
– Не нукай, оболтус. Марш Петра менять.
Получив в качестве ускорения легкий подзатыльник, паренек поднялся со своего места и, подхватив «АКМС», полез на крышу кунга. Там располагалась пулеметная точка. Продуманная такая точка, надо сказать. Эдакая бочка, внутри которой сиденье для пулеметчика, что-то вроде системы в БТРе. Крутиться можно на триста шестьдесят градусов. Правда, пулемет ручной, «дегтярев» с ленточным питанием, но оно и лучше.
Огневая точка рассчитана на одного человека и установлена над десантным отделением сразу за водительской кабиной. Там находятся остальные наемники, и высокий потолок, как в грузовом отделении, им ни к чему. Двери отделения бронированные с бойницами. Кабина, кстати, также усилена, и стекла толстые, не каждая пуля возьмет.
Оно, конечно, тяжеловата конструкция. Но, с другой стороны, в «КамАЗе» тяжелый груз не так чтобы и часто бывает. Скорее уж объемный. Но Верзилин без раздумий уступил часть объема, чтобы защитить охрану. Иные купцы трясутся над каждой копейкой и лишним свободным кубометром кузова. А того не понимают, что только живой наемник может обеспечить сохранность груза, а не хладный труп.
Павел поставил ногу на перекладину лесенки и быстро вскарабкался в гнездо. Перехватил ироничный взгляд Петра, тот наверняка слышал отповедь дяди Вани, вот и потешается. Уж он-то давно смирился со своим положением и точно знает, что когда-нибудь встретит свой конец в поле. Да он и не хочет ничего менять, живет днем сегодняшним.
А сам Павел? Чего хочет он? Когда подряжался в наемники, вроде как знал точно. Ему хотелось путешествовать, жить жизнью, полной опасностей и струящегося по жилам адреналина, погони, схватки, перестрелки, разбойники, горцы. Романтика! Его не смогло остановить даже то, что в этой ватаге он занял место их погибшего товарища.
Изменилось ли что за последний год? До этой поездки он знал точно, чего хочет. А вот после того, как впервые увидел Катю, Катеньку, уже и не уверен вовсе, что хочет именно этой бродяжьей судьбы. Нет, наемничать ему нравилось, даже после трех нападений, что приключились за этот год. Но еще захотелось, чтобы было куда возвращаться, чтобы дом, жена, дети. Правда, как это совместить с его бродяжничеством, непонятно.
