Партизан - [34]

Вот если поглубже в тылу, тогда другое дело. Эти ребятки многое видят, со многими общаются и слышат немало. Господа офицеры относятся к рядовым довольно высокомерно, порой попросту их не замечают, воспринимая как нечто неодушевленное. Потому и болтают, не особо стесняясь.

И зачем утаскивают часовых, совершенно непонятно. Оно, может, в плену и не так чтобы плохо, по крайней мере шансов пережить эту бойню куда больше. Но с другой стороны, могут и не увести в плен, а прирезать на месте, ведь многие так и погибли. Потому он и навел винтовку на приближающихся, готовый выстрелить в любой момент.

– Мишель, это ты там корчишь из себя ретивого служаку? – послышался в ответ приглушенный голос. Хм. Вроде бы даже знакомый, но отчего-то никак не припомнить, кто именно так спокойно и уверенно обратился к нему. Хотя имя упомянул и не его.

– Мишель – это я, он – Джонас, – развеял сомнения часового его напарник.

Ну да, все верно, если приближающийся не признал сразу Джонаса, то отчего и он не может ошибиться? Ведь голос точно знакомый, только не понять, кто именно говорит. Впрочем, война, эти уже опостылевшие окопы, вечная сырость и простуды. Чему тут удивляться.

– Прости, дружище, не признал. Может, винтовочку-то опустишь, а то сделаешь во мне лишнюю дырку, а она мне ни к чему. Ты что же, не узнаешь меня?

Человек, до которого было с дюжину шагов, осветил себя электрическим фонариком. Недолго. Нечего лишний раз подсвечивать на позиции. Но этого мгновения хватило, чтобы рассмотреть австрийский мундир, хотя лицо, искаженное светом и тенями, вновь опознать не удалось.

– Прости, – наконец опуская винтовку, неуверенно произнес часовой.

– Нормально. Бдительность прежде всего, а то эти русские вообще обнаглели.

– Слушай, ты не обижайся, но я что-то тебя никак не признаю.

В этот момент неопознанный приблизился уже вплотную. Вернее, их было двое. Второй все время молчал. Джонас, которого никак не хотели покидать смутные сомнения, решил было вновь заговорить, но в этот момент его ослепили светом фонарика, а в следующее мгновение кто-то сильно ударил часового по горлу, отчего тут же стало нечем дышать. Краем сознания он еще успел уловить, что Мишель падает на дно траншеи с пронзенной ножом грудью. Но еще через миг что-то с силой опустилось ему на темя, и он погрузился во тьму.

– Ильин, добей, – уже погасив фонарик и осматриваясь по сторонам, приказал Шестаков своему напарнику.

– Но он… – начал было мямлить вольноопределяющийся.

– Без сознания, – жестко оборвал молодого человека прапорщик. – И если ты не упокоишь его тихо, одним ударом, то подставишь все отделение.

– Но мы можем забрать его в плен.

– Бей.

– Йа-а та-ак н-не м-могу.

Воспитывать мальчишку сейчас не место и не время, поэтому Шестаков сам вогнал в грудь бесчувственного противника нож. Тот на мгновение выгнулся дугой и тут же затих. Жест напарнику – снять со второго снаряжение, сам проделал то же самое. Совсем не помешает. Кроме тесака и шестидесяти патронов, в подсумках еще и двенадцать обойм для патронов. Без этой небольшой детали, винтовка «Манлихер» уподобляется однозарядной «берданке».

Подумал было обшарить карманы, но по здравом размышлении отказался от этой мысли. Не ко времени. У подчиненных наблюдаются проблемы с тем, чтобы добивать поверженного противника, а потому о вдумчивой мародерке пока и речи быть не может. Да и несолидно это для офицера. Иное дело – оружие и снаряжение, в которых чувствуется острая нехватка.

Ничего, чуток пообтешутся и будут смотреть на трофеи с более практичной стороны. А следующим, глядя на стариков, и вовсе будет гораздо проще. Боец, и уж тем более который вот так, с нешуточным риском, ходит к противнику в гости, должен иметь дополнительную мотивацию. На одной присяге и чувстве товарищеского локтя далеко не уедешь. И материальная заинтересованность вполне отвечает этим чаяниям. Просто сейчас этот аргумент для его парней преждевременный.

Подхватив винтовку и удостоверившись, что насупившийся Ильин идет за ним, прапорщик двинулся дальше по траншее. Вообще-то их цель совсем не часовые, а пулеметная точка. Но для успеха предприятия следовало убрать часовых справа и слева от нее. С противоположной стороны действует другая пара, в которую входит один из вольноопределяющихся, в совершенстве владеющий немецким.

Правда, всем им пришлось поработать над произношением, а для этого хорошенько пообщаться с пленными. Но зато каков эффект! Они практически по-хозяйски перемещались по окопам противника, действуя почти не таясь, оставляя после себя только трупы. И похоже, австрияки до сих пор не сообразили, как так получается, что даже усиление постов ничего не может поделать с этой напастью.

Чтобы не нагнетать обстановку, Шестаков со своими людьми все время перемещался вдоль передовой, действуя в разных местах. Трудностей в этом не было никаких. Командиры рот относились к Шестакову и его ребятам с пониманием, позволяя им осмотреться на своих позициях и, проведя рекогносцировку, отсюда же отправляться на охоту. Да и на личный состав подобные выходы оказывали самое благотворное влияние. Ведь удачливые охотники возвращались тем же путем, что и уходили.