Партион - [28]

— Ты не пытайся разговор в сторону увести.

— Я и не увожу. Пытаюсь тебя успокоить. Не нервничай. Я всё решу. Тебя это не коснётся.

— Уже коснулось. Поздно спохватился.

— Так получилось. Я был зол. Думал, что так будет лучше.

— Лучше? Я слышала, что вы творили…

Шум в ушах. Боль в груди. В лёгких перестало хватать воздуха. Перед глазами всё потемнело. Я стала проваливаться в темноту. Я была не согласна. Не так всё должно быть. Переписать бы всю историю. Сделать так, чтоб не было войны. Чтоб земляне не прилетали на эту планету, но этого нельзя сделать. Это также важно для планеты, для её жителей. Да, не всё идёт так, как хотелось бы. Но всё пойдёт во благо.

Меня словно выкинуло из воды. Я жадно хватала ртом воздух. Мокро и солено. Горько. Рядом с ним было горько находиться и солено. Похоже я упала. Гарт крепко обнимал меня, поливая слезами. Шептал чего-то. Прощения просил. За что прощение-то просить? Вроде жива. А он и не видит. Сидит зажмурившись. Серое лицо. Волосы в какой-то серой крошке. Эта пыль на меня сыпется, вместе с каплями слёз. Здорово же он меня оплакивает. Хотела ему сказать, что всё нормально. Что живая, а язык не шевелится. И мышцы деревянные. Или скорее каменные. Хорошо, что дышать получается и глаза открытыми держать. Это получается меня парализовало? Совсем не правильный. Грустно. Самой плакать захотелось. Я вон, только замуж вышла. Начала разбираться в порядках и обычаях на этой планете, а теперь буду лежать тут камнем. После этих мыслей так смешно стало, что я не удержалась. Хоть Гарт меня оплакивать перестал. Смотрел на меня так, словно не узнавал, а я не могла остановить смех.

— Живая! — прошептал он. Начал меня обнимать.

— Отпусти, — пытаясь разжать его объятья, сказала я.

— Не дождёшься.

— Я тут чуть к тебе не присоединилась, когда поняла, что не могу пошевелиться. Давай свою жизнь оплакивать, — ответила я. Не выдержала и смахнула с его волос серую крошку. — Откуда здесь столько пыли?

— От нас с тобой, — ответил Гарт. Его лицо всё ещё оставалось серым. В лучах заходящего солнца он напоминал ожившую статую.

— Я также выгляжу? — спросила я.

— Нет. Ты белая.

— Это невозможно, — прошептала я.

— Ничего не бывает просто так.

— Ветер, солнце, небо — это хорошее объяснение, но я не понимаю природу этого явления. Человек не может превращаться в камень! — выпалила я, чувствуя, что вновь начинаю нервничать.

— Тихо, успокойся, — стряхивая с моего лица пыль, ответил Гарт.

— Я не понимаю.

— Теперь мне придётся завтра опять за цветами идти, — прошептал он.

— Зачем?

— Затем. Надо же довести тебя в первый же вечер. Кому расскажешь — не поверят, — продолжал шептать Гарт.

— Перестань. Я хочу понять…

— Тут нечего понимать, — одёрнул он меня. — Ты не чужачка. Наша. Хотя и выглядишь иначе. Красивая. Яркая. Добрая. Мягкая.

— Гарт, ты меня пугаешь.

— Не бойся. Я всё решу. Прошлого не изменить. Оно останется. Но не повториться.

— Просто объясни: почему?

— Потому. Думал… — он замолчал. — Я за ветром шёл. Дошёл до мест, где был брат. Ему нужно было помочь оттуда выбраться. Он начал смысл терять. Они предложили работу. Им нужны были свои среди нас. Пытались у меня выяснить слабые стороны. А ты сама видишь, как я хорошо рассказываю о том, что ты не понимаешь. Для меня всё это дико. Это такие истины, как солнце, которое всходит утром. Как ветер, что зовёт или предлагает остаться. У нас был человек, что просто предложил надавить на слабые точки. Я к тому времени был уже повязан с ними крепко. Уйти не мог. Я мог бы сбежать, а брата оставлять как? Да и куда бежать, если ветер говорил там остаться. Рядом с ним. А потом у Терана появился смысл. Я же здесь оказался.

— Рассказчик ты ужасный, — согласилась я.

— Я предупреждал.

— Поправь, если я не права. Ты ушёл из родных мест, чтоб посмотреть мир. Дошёл до места, где отбывал наказание в тюрьме твой брат. Как раз колонисты искали способ, чтоб найти слабые точки у местных жителей. Кто-то предложил убивать мирных жителей, чтоб мужчины теряли способность к сопротивлению. Ты предложил использовать заключённых для этой работы. Как раз решался вопрос с освобождением твоего брата. Вы рассчитывали на амнистию, которую вам обещали после войны. Брата ты бросить не мог, поэтому во всём участвовал. Так я поняла?

— Да. Но не совсем. Я злился. Казалось, что в этом мире всё несправедливо. А в новом мире, который наступит после войны, будет всё лучше. Я не такой уж удачливый. На фоне отморозков, да. Я просто бил по их слабым точкам. Мы же почти всё время были под даратиками. Надавил на страхи, они и слушались. Но в жизни бьют скорее по мне.

— Тебе сколько лет?

— Триста сорок два месяца, — ответил он.

— Получается тебе чуть больше двадцати одного года.

— А тебе сколько?

— Четыреста сорок семь. Где-то так, — перевела я свои двадцать восемь лет. Как раз вспомнила, что не так давно отпраздновала день рождение, о котором благополучно забыла. Не до праздников как-то. — Я тебя старше.

— Я понял. Умею считать, — ответил Гарт. Почему-то улыбнулся.

— Так и будем сидеть в пыли? Уже холодеет.

— Пойдём к тебе? — предложил Гарт.

— А есть другие идеи?