Партайгеноссе. Жизнь и смерть Мартина Бормана - [12]

Карьера Гитлера могла бы оборваться, не достигнув своего пика, если бы дело о жестоком убийстве двадцатичетырехлетней Гели дошло до суда. А Генрих Мюллер не поднялся бы до головокружительных высот (главы гестапо) и не заслужил бы генеральского чина, не хвати у него ума собрать в квартире Гели изобличающие улики, например, письма, из которых становилось ясно, что она собиралась бросить Гитлера и наслаждалась страстными романами с мужчинами, которых он считал низшими, включая его шофера и телохранителя Эрнста Мауриса. К числу улик относился и револьвер, явно ставший орудием убийства, интимные записки, которыми она обменивалась с молодым еврейским художником, ее дневник, где она называла крестного отца Гитлера «венским евреем».

Был ли крестный отец Гитлера евреем? Полицейское досье дает новые поводы для раздумий. Борман завладел всеми документами, связанными с этим делом. По поводу происхождения Гитлера обнаружилось, что бабушка Гитлера оказалась горничной барона Ротшильда, а ее внебрачный сын Алоис, отец Гитлера, единогласно считался плодом ее связи с одним из еврейских аристократов. Не было сомнений в том, что крестным отцом для своего сына Алоис выбрал также еврея. Этой информацией было весьма опасно обладать. Но Борман занялся этим вопросом, а Мюллер поставлял гестаповские отчеты по родословной Гитлера, датированные 1935, 1938, 1941, 1942 и 1943 годами. В эти годы Гитлер уничтожил бы любого, кто бы в нацистской империи осмелился заявить, что фюрер на четверть был евреем. Но в 1931 году все сложилось иначе. Он только готовился стать первым диктатором, использовавшим массовую пропаганду, основанную на большой лжи, большую часть которой составила его претенциозная автобиография «Майн кампф» и его расистско-националистическая («народная») философия. Согласно этой философии, германские народы являлись создателями культуры и стояли выше всех народов, а над ними возвышалась национал-социалистическая партия, во главе которой находился Гитлер. В этот решающий год для Гитлера было бы по меньшей мере неосмотрительно оказаться связанным с евреями, которых он сделал козлами отпущения, виновными во всех бедах Германии.

Гели могла догадываться о тайных страхах Гитлера по этому поводу. Те, кто впоследствии вспоминали эти дни (Ганфштенгль, Штрассер, Раушнинг, Конрад Гайдн, Винифред, Эрнст Рем и масса девушек, очарованных каким-то странным притяжением его глаз и голоса), соглашались с тем, что Гитлер никогда ни с кем, кроме Гели, не откровенничал. После ее смерти эта опасная роль доверенного лица перешла к Борману. Вместе с опасностями она принесла ему и несомненные выгоды. Борман ловко избавился от тела Гели. Было объявлено, что она покончила с собой в Мюнхене. В Вене ее похоронил католический священник. Обычно самоубийцы и освященная земля — вещи у католиков несовместимые, но Борман, скорее всего при помощи тех же самых нацистских денег, которыми он заставил замолчать Мюллера, избежал неприятных вопросов и заплатил за полицейские документы.

Подобное укрывательство для менее хитрого человека могло стать смертельным, ибо даже такие знания были крайне опасны, но Борман был достаточно умен, выполняя грязную работу и играя роль наипреданнейшего слуги Гитлера. Гитлеру, который пришел к власти полтора года спустя, это чрезвычайно нравилось. Он видел в Бормане быкоподобный символ брутального мужского начала. Свидетельств о гомосексуальных отношениях Гитлера не сохранилось, но известно, что его сексуальные комплексы и инстинктивное отвращение к нормальным сексуальным отношениям вызывали у него восхищение таким человеком, каким был молодой Мартин, тридцатиоднолетний самец в самом расцвете сил.

Борман расчищал территорию вокруг пьедестала Гитлера, тщательно сохраняя между тем каждый клочок грязи.

После того как под давлением Мюллера мюнхенская полиция закрыла дело о смерти Гели, Мюллер сам очутился у Бормана в кармане. Все последовавшие расследования, связанные с открытием подлинной семейной истории Гитлера (не с романтизированной «официальной» версией), проводились Мюллером для Бормана. Что самое невероятное, Гитлер тайно жаждал этих гестаповских отчетов. Это была странная одержимость. Гитлеру хотелось знать, текла ли в его венах еврейская кровь и жил ли в его душе образ Иуды, вновь и вновь предававшего Христа. Гитлер и большинство окружавших его людей являлись католиками, и он причащался во время войны. По его словам, когда он впервые попал в Берлин и увидел его роскошь, то чувствовал себя Иисусом Христом, изгоняющим торговцев из храма.

Реконструкция убийства Гели показывает, что Борман инстинктивно играл на страхе Гитлера, а племянница заставила его вспомнить факты собственного происхождения. Гели была дочерью сводной сестры Гитлера, Анжелы Раубаль. Одно время она работала домоправительницей в альпийском загородном доме, известном под названием «Альпийское гнездо». Гели уехала оттуда, чтобы жить с Гитлером в мюнхенской квартире за сто двадцать километров от матери. Но девушка слишком много болтала и раздражала Гитлера напоминаниями о его бабушке, Марии Анне Шикльгрубер, и об интрижке с Ротшильдом. Созданное этим напряжение в их отношениях достигло апогея во время Октоберфеста 1931 года. По всей вероятности, ссора произошла из-за еврейского любовника Гели, и она в ответ на его оскорбления поинтересовалась, как же Гитлер может поносить народ, чья кровь течет и в его венах, а также поделилась распространенными в Вене слухами о том, что канцлер Австрии Энгельберт Дольфус отдал приказ о расследовании родословной Гитлера.