Паровой дом - [35]

— Да, — ответил Банкс, — или почти прямо. Аллахабад на востоке — граница первого этапа нашей экспедиции.

— Наконец-то! — обрадовался капитан Худ. — Большие города — это хорошо, но великие равнины, дикие джунгли — гораздо лучше! Если мы будем все время придерживаться железнодорожных путей, дело кончится тем, что сами поедем по ним, и наш Стальной Гигант превратится в обыкновенный локомотив! Какая жалость!

— Успокойтесь, Худ, — ответил инженер, — такого не произойдет. Мы рискнем отправиться в те края, которые вы предпочитаете.

— Значит, мы направимся прямо к индо-китайской границе, не пересекая Лакхнау?

— Я бы хотел миновать этот город, а особенно Канпур — слишком много печальных воспоминаний он вызывает у полковника Монро.

— Вы правы, — заметил я, — но нам никогда не удастся отклониться от них достаточно далеко!

— Скажите мне, Банкс, — спросил капитан Худ, — во время вашей поездки в Бенарес вы ничего не слышали о Нане Сахибе?

— Ничего, — ответил инженер, — возможно, губернатора Бомбея еще раз ввели в заблуждение, Нана никогда и не появлялся в президентстве Бомбея.

— Вероятно, так и есть, — ответил капитан, — иначе старый мятежник уже заставил бы говорить о себе!

— Как бы то ни было, — сказал Банкс, — я тороплюсь покинуть долину Ганга, которая была ареной стольких несчастий во время восстания сипаев, от Аллахабада до Канпура. Но главное — название этого города никогда не надо произносить при полковнике, так же как и имя Наны Сахиба! Пусть он сам решает как хочет.

На следующий день Банкс снова решил сопровождать меня в Аллахабад на те несколько часов, которые я хотел посвятить этому городу. Возможно, мне понадобились бы три дня, чтобы осмотреть составляющие его три города, но в целом он менее интересен, чем Бенарес, хотя тоже стоит в списке священных городов.

Об индийском городе нечего сказать. Это скопление низеньких домишек, разделенных узкими улочками, тут и там возвышаются прекрасные тамариски[108].

Об английском городе и армейских поселениях тоже нечего сказать. Красивые улицы с пышной растительностью, богатые дома, широкие площади — все элементы, необходимые городу, которому предназначено стать большой столицей.

Город расположен на широкой равнине, ограниченной на севере и юге течением Джамны и Ганга. Ее называют «равниной подаяния», потому что индийские принцы приходят сюда в любое время оказывать милосердие. Судите по словам господина Русселе, приводящего цитату из «Жизни Хионена Тсанга»: «Достойнее дать монету в этом месте, чем сто тысяч в другом».

Бог христиан воздает лишь сторицею, это в сто раз меньше, разумеется, но он внушает мне больше доверия.

Два слова о форте Аллахабада, который представляется любопытным. Он построен на восток от «равнины подаяния». Там гордо высятся его мощные стены из красного песчаника, а его метательные снаряды могут в полном соответствии с выражением «перекрыть рукава» обеих рек. В середине форта стоит дворец, ставший арсеналом, — когда-то любимая резиденция султана Акбара[109]. В одном из углов лат[110] Фероз-шаха, превосходный монолит 36 футов, с фигурой льва на нем; невдалеке маленький храм, запретный для индусов, как и вход на территорию форта, хотя это одно из самых священных мест в мире. Таковы основные притягательные объекты крепости, привлекающие внимание туристов.

Банкс сказал мне, что форт Аллахабада имеет свою легенду, которая напоминает библейскую, относящуюся к реконструкции храма Соломона в Иерусалиме.

Когда султан пожелал построить форт Аллахабада, оказалось, что камни не поддаются обработке. Едва стена была возведена, как она тут же обрушивалась. Обратились к оракулу. Оракул, как обычно, сказал, что нужна добровольная жертва, для того чтобы заговорить злой рок. Один индиец предложил себя в качестве искупительной жертвы. Его жертва была принята, и форт достроили. Этого индийца звали Брог, поэтому город и в наши дни известен под двойным именем Брог-Аллахабад.

Банкс привел меня в знаменитые сады Кхусру, достойные упоминания. Там, в тени прекраснейших в мире тамариндов[111], возвышается несколько магометанских мавзолеев. Один из них — последнее пристанище султана, имя которого носят сады. В одной из белых мраморных стен инкрустирована ладонь огромной руки. Показали ее с любезностью, какой нам недоставало, когда мы хотели осмотреть священные отпечатки следов в Гае.

Правда, это не след ноги божества, а отпечаток руки простого смертного, маленького племянника Мухаммеда.

Во время восстания 1857 года кровь лилась в Аллахабаде не меньше, чем в других городах долины Ганга. Сражение с восставшими, начатое королевской армией на поле для маневров в Бенаресе, вызвало протест в туземных войсках и, в частности, бунт в 6-м полку армии Бенгалии. Восемь прапорщиков были расстреляны сразу же, однако благодаря вмешательству нескольких европейских артиллеристов, принадлежавших к инвалидному корпусу Чунара, сипаи сложили оружие.

В местах расквартирования войск положение было серьезнее. Туземные войска взбунтовались, открыли тюрьмы, разграбили пакгаузы, подожгли дома европейцев.

Тем временем полковник Нил, восстановив порядок в Бенаресе, прибыл сюда со своим полком и сотней стрелков мадрасского полка. Он отбил у восставших понтонный мост, 18 июня захватил предместья города, разогнал членов временного правительства, которое установили мусульмане, и вновь стал хозяином провинции.