Пароль — «Прага» - [36]

И колонны отправились к Праге.

Володарева теперь трудновато застать на месте. Он по горло увяз в интендантских хозяйствах и подсчитывал боеприпасы, продовольствие, оружие, выявленное у населения, принимал пленных. Олешинский иногда морщился, когда ему попадалась бумажка такого содержания: «Мы, нижеподписавшиеся, передали главному врачу Т. А. Катюженок в распоряжение госпиталя столько-то простынь, одеял…» Но никто лучше Володарева не мог так оперативно организовать склады трофеев и вести их учет. Спроси его среди ночи, и он безошибочно скажет, что где лежит, кто охраняет, кому что выдано. И даже близких людей иногда удивляло, откуда этот человек, которого неотложные дела, казалось, рвут на куски, умудряется найти время для учета. Володарев не просто любил во всем порядок, а видел в нем залог успехов.

Возле ратуши с утра толпились люди, все они пытались попасть на прием к коменданту.

Управляющий местным банком во что бы то ни стало хотел добиться, чтобы с банковских денег сняли арест.

— Деньги принадлежат народу, — сурово объяснял Олешинский бледному управляющему. — А кому руководить банком, решит народный выбор.

На вспотевшем лице чиновника появилась угодливая, по холодная улыбка. Как кот, он неслышно вышел из комнаты. Следующим посетителем был ксендз. Широко раскрыв дверь, он вытянулся в струнку, будто собирался, произнести торжественную проповедь, и с чувством собственного достоинства переступил порог. Служитель местного костела хотел услышать собственными ушами от красного безбожника, что ожидает людей духовного сана. С советским коммунистом он встречался впервые в жизни. Сел и, стараясь заглушить волнение, провел рукой по чисто выбритому лицу. Рука дрожала. Ксендз тяжело дышал и никак не мог начать разговор.

— С чем завернули? — помог ему Олешинский, обратившись по-чешски.

— Я человек духовного сана, господин капитан, — вкрадчиво начал тот. — В народных выборах теперь коммунисты, и меня это волнует. Ведь мне же…

Олешинский жестом показал, что все понимает, и, попросив извинения за то, что прерывает ксендза, ответил откровенно:

— Духовная принадлежность — ваше личное дело. Для коммунистов важно, чтобы вы были честным человеком и не работали на врага.

Ксендз, кажется, успокоился, повеселел, ему даже захотелось сказать капитану о своем патриотизме, но в этот момент в комнату вбежали два молодых чеха, и ксендз засеменил к двери.

— В город въехала американская разведка, — выпалили хлопцы.

Олешинский поднялся, по тут появился Карел Падучек.

— Капитан, к вам союзники.

Вошли два американских офицера. Старший из них, крепкий, кареглазый капитан, держался довольно развязно, и первым его вопросом к Олешинскому было:

— Вы русский?

Американец оказался разговорчивым и сразу же рассказал, что его машины идут на Прагу, но, поскольку тут находятся советские войска, он повернет группу назад, под Пльзень и доложит об этом своему полковнику. На прощание хлопцы Падучека угостили гостей сливянкой, и те направились к Пльзеню.

Володарев и Манченко явились с данными разведки. Командир Добржишского отряда срочно прислал своего связного с донесением. «Власовцы в полном снаряжении движутся к Пльзеню. Они будут идти через Пршибрам. Впереди штабная колонна», — сообщалось в нем.

Штаб принял решение: в открытый бой с власовцами не вступать. В Пршибраме держать все наготове для удара в тыл, а за городом заминировать дороги.

К вечеру, когда Олешинский возвращался из казарм в штаб, на площадь въехали два «оппеля» с военными. Лацканы знакомой формы предателей отсвечивали на солнце красным светом, на рукавах были нашивки. Машину быстро окружили партизаны.

— Тут какой-то генерал хочет говорить с вами, — доложил чех.

По когда капитан в сопровождении чеха подходил к машине, раздался выстрел. Молодой чех, шедший с Олешинским, схватился за раненую руку. Возле машины стоял высокий широкоплечий власовский генерал. Это был заместитель начальника штаба Боярский со своим адъютантом и помощником лейтенантом. Их тотчас окружили.

— Кто начальник гарнизона? — процедил сквозь зубы Боярский, съедая глазами молодого капитана.

— Я, — ответил Олешинский.

— Откуда здесь взялась русская армия?

— Советская, — поправил капитан. И приказал бойцам: — Связать им руки и — в штаб.

Боярский побледнел, глаза на мясистом лице стали еще больше, нервно забегали.

В штабе Боярский отказался от папиросы и попросил пить. Конвоир поднес ему стакан воды. Тот показал ему связанные руки. Капитан велел развязать его.

Боярский окинул присутствующих прищуренным глазом и выпил стакан до дна. Рывком поставил его, вытер рукой губы и откинулся на спинку стула.

— Так кем ты здесь будешь, капитан? — обратился он прямо к Олешинскому.

— Об этом вы узнали, если бы я был у вас на допросе, а пока что меня интересует, куда вы едете, где сам Власов?

Боярский насупился и умолк. Олешинский повторил вопрос. Боярский поднял голову и ехидно прищурил глаза.

— Да знаешь ли ты, молодчик, какое войско идет за нами? Может, я тебе лучше скажу, как оно вооружено?

Олешинский хорошо понимал, что власовец тянет время. Тут вмешался Карел Падучек. Широкоплечий, высокий, он спокойно подошел к Боярскому и начал неторопливо связывать ему руки.