Пароль — «Эврика!» - [31]
А когда были слова: «И не огорчайся, когда тебя не поймут. Ведь ты родился сделать землю красивее, а это труд», — показали удивленного папу Филимонова, который запускал нежданных телевизионщиков.
Светин папа начал очень смеяться, но тут показали его самого, и он смеяться перестал, а Яшка продолжал: «Ты родился для великих дел, и они тебя ждут». Потом на словах «Радуйся, потому что ты не один» почему-то показали очень грустного Костика, который сидел на заснеженной предночной лавочке, обхватив колени, и едва ли там не плакал, что ли. Потом камера пошла вверх, к звёздам.
«Пусть будет миру хорошо».
Потом была пауза, небо растаяло, и появился опять Яшка, который шёл, засунув нос в воротник.
«Вот что я пока что придумал. А может, ты ещё лучше придумаешь?»
На этом Яшка остановился, и показали его руки, которые крошат хлеб, и воробьёв на руке. А потом пошли титры, и все показывали воробьёв. В титрах было написано, про что ещё раньше Игорь Рудольфович говорил, что он детей приглашает в кружок по поводу всех этих дел. Кстати, режиссер, сценарист и даже монтажер — это все был Игорь Рудольфович. А потом маленькими письменными буквами сбоку строчка выплыла:
«P.S. Света, мы Вас просим — простите Костика.
Администрация ГТВ».
— Уф! Уф! — говорил папа. — Ну и передача! Коську — в дикторы, Яшку — в артисты, Рудольфовича — на «Оскара»!
— В каждый дом — по счётчику! — добавила Света в таком же духе.
— Ну, Варвара-краса, длинная коса, — засмеялся папа, — глядите, эк перед ней жених на всю область-то извиняется, а? Что, теперь-то простишь непутёвого? Он ведь дублей двадцать на тебя извёл, всё ему не нравилось, всё он говорит: «Я не так сказал, не так, как надо, дайте ещё раз скажу!» Я уж сам чуть не прослезился!
— Да, — согласилась Света, — история с обиженной девочкой, которой нет в кадре — это прямо-таки находка. И актёры молодцы, ничего не скажешь. Костик вообще далеко пойдет, он человек основательный. Он перед игрой хорошенечко тренируется, много репетирует. Если увидишь его, скажи, что мне нравится, как он хорошо сыграл. Он классный диктор. Это честно. Обязательно ему скажи, а то его мама редко кого хвалит, — и ушла к себе.
Потом вернулась к телефону, Яшке позвонила.
— Яшка, тебе понравилось? — спросила она. — Мне очень понравилось. Это не передача, это целый художественный фильм! А уж ты-то как не подкачал!
— Знаешь, Света, — сказал Яшка. — Мне фильм тоже нравится. Только они три раза воробьев распугивали, чтобы тот кадр снять, когда они разлетаются. И после третьего раза они уже обратно не слетелись ко мне. И всё ещё не слетаются. Они на меня обиделись… — Яшка заплакал.
— Ты что! Не реви! Ты что! — сказала она. — Яшка, скорей беги туда! Я тоже приду! Прибежишь?
— Да, хорошо, — согласился Яша. — А зачем?
Но она уже бросила трубку и побежала одеваться. Прибежала к гастроному, Яшки нет. Зашла семечек купить, вышла обратно. Тут и Яшка появился. Они насыпали семечек, но воробьи в самом деле к ним не слетались. Яшка опять заплакал.
— А может, они спят? Время-то уже позднее! Может, они темноты боятся? — уговаривала его Света.
Яшка безутешно покачал головой.
— Тогда давай будем… ну, как бы молиться, — сказала Света. — Чтоб они нас простили. Бедненькие, не знают, что передача всё-таки важна для людей, правда? Если бы им объяснить! Давай, встанем вместе, и будем думать, думать, думать, ведь всё в мире живое, и они непременно должны нас услышать!
Они стояли, а на улице было холодновато, ветер чего-то дул со снегом, так что они стали ближе, как стойкие оловянные солдатики, а потом Света даже встала сзади Яшки и своей шубой его завернула, потому что слишком легко он был одет, Яшка. Потом Яшка скинул рукавицу, на ладонь семечек насыпал.
— Может, так увидят? — спросил он.
— Руку отморозишь, — сказала Света.
— Зато так молитва горячей, — серьезно сказал Яшка.
Первая к ним прилетела синичка. Может быть, та самая, что возле дворца? Села Яшке на ладошку и клюнула семечку. Потом еще. Потом один воробей на куст слетел, потом другой. Полетали над головами немного, потом стали осторожно семечки из-под ног брать. Света осторожно добавила семечек, и вот так они понемногу слетались всё-таки, воробьи.
И тут кто-то бежит в эту сторону по улице — Костик!
— Всё. Он их сейчас опять распугает… Это он их спугивал! — в отчаянии сказал Яшка.
И Света крикнула тихонечко, чтоб только не громко:
— Костя, стой, не подходи, птиц не пугай, Костенька, миленький, пожалуйста, не подходи!
Он услышал. Остановился. Мрачно сел в плотный сугроб на проспекте и смотрел.
Птицы немного разлетелись, но потом опять прилетели всё-таки. Не так, как всегда, поменьше.
— Яшка, все будет хорошо, — сказала Света.
— Как я плакал! Света, как я плакал! — сказал Яшка.
— Ну что, пойдём? Семечки кончились.
— Пойдём. А я уж и верить перестал. Думал, всё, конец! Предал я моих птиц…
— Здравствуйте, — сказал Костик. — Мне сказали, что вы вместе убежали. Я подумал, может, сюда.
— Не ходи тут больше, не пугай моих воробьёв, — горячо ответил ему Яшка. — Я их чуть не лишился из-за вашего фильма! Из-за ваших дублей несчастных!
— Яша, этот фильм и эти дубли наши общие, — со взрослым вздохом сказал Костик.
