Пароль — «Эврика!» - [28]
Они помолчали.
— Потом я перебрал свои игрушки, — сказал Яшка. — И я собрал много ненужных игрушек и попросил маму отнести в детский дом. А мама тогда собрала одежду, а потом даже ещё решила отдать туда старый телевизор. И тарелочки с кухни, которые мы почему-то разлюбили, такой набор был, разлюбленный. А теперь его кто-то опять полюбит. Вот ведь в чём дело-то. Все, что мы любим, оно на правильном месте, а если мы что-то не любим, то надо ему другое место найти. И тогда оно снова будет любимое. Нужное. И на пользу пойдёт. Смотри, синичка прилетела! А у меня печенька есть. Синичка, хочешь печеньку? Держи. Как тебя зовут? Синь-синь, цвели-цвели. Холодно тебе зимой, да? И нам холодно. Но у нас батарея есть, а у тебя? Ты только пёрышки топорщишь. Ну сядь ко мне на руку, ну пожалуйста, я тебя не обижу, правда-правда! Меня Яшка зовут, а тебя?
Синичка подумала-подумала, потаскала крошек со снега, потом решилась Яшке на ладошку сесть. Возьмет кусочек — и улетит, вернется, возьмет — и улетит. Так всё и съела. А потом ещё на пустую ладошку села, клюнула Яшку в ладонь — и совсем улетела.
— Пойдём домой, — сказал Яшка. — И не расстраивайся. Пускай он снимается на своем телевизоре, пускай хоть какие секреты выдает, если у него совести нет.
Глава четырнадцатая, в которой Воеводов-папа устанавливает счётчики, а Света считает, что человек главнее, чем работа
— Ну что, — сказал папа, — завтра счётчик врезать слесарь придет — зови своего Филимонова.
— Не могу, я с ним поссорилась. Мы совсем с ним не разговариваем.
— Значит, фотосъемка отменяется? — спросил папа. — А я-то уж слесарю посоветовал одеться поприличней. Значит, зря?
— Пап, а позвони ему сам, а? — попросила Света.
— Нет, это я не согласен, — сказал папа. — А вдруг я на Иван Андреича попаду? Что-то мне не хочется.
Света вздохнула, поплелась к телефону. Дело — это дело, его надо делать во что бы то ни стало. Но с Филимоновым ей говорить не хотелось нисколечки. Но он-то трубку и взял, как назло.
— Здравствуйте, пригласите, пожалуйста, Ивана Андреевича, — сказала Света.
— Светка, это ты? — как ни в чём не бывало спросил Костик.
— Ивана Андреевича Филимонова, — повторила Света. — По вопросам энергосбережения.
Костик фыркнул и пошёл отца звать.
— Иван Андреевич, это Света Воеводова. Здравствуйте. Мы тут с Костей не разговариваем, поэтому я вот к вам обращаюсь. Они с папой моим договаривались, что Костя придет смотреть, как папа счётчик ставит, и фотографировать. Слесарь завтра придёт. Пап, когда слесарь придёт? Иван Андреевич, часа в четыре придёт или пораньше. Передайте, пожалуйста, Косте, пускай он приходит. Если что, фотоаппарат я ему тоже приготовлю, у нас есть. Костя хорошо фотографирует, а у меня кадры какие-то некадренные получаются, ну, то есть не как надо. А у него красиво. Передадите, ладно? Ну спасибо. До свидания. Вам тоже.
— Так тебе уже с Иван Андреичем проще разговаривать? — усмехнулся папа.
— Папа, он мне понравился, твой Филимонов. И я знаю, почему он такой не инициативный.
— И почему же?
— Опять тарелки не принес! — тихонечко закричала Света. — Где мои тарелки с красной каёмкой? Да что ж ты делаешь, медведь! Я ж тебя просила! Хоть при гостях бы постыдился! Никогда ничего толком сделать не умеешь!
Папа прыснул, потом упал в кресло и стал хохотать.
— А ты чего смеёшься? — спросила Света. — Ты чего смеёшься? Что тебе смешно? А где мои тетрадки с сосновыми шишечками, которые ты мне обещал? Я ж тебя просила! А носки опять чего под кровать запихал и ещё под ковёр спрятал? Точно Рекс в ямку косточки зарывает! Стыд и позорище! Вот сказать кому, что начальник областного ЦУЭ с носками вытворяет! Прийти вот к Филимонову и сказать! Может, ты хоть тогда постыдишься?
Папа перестал смеяться и сказал:
— Дочка, ты опасный человек. Где мои носки?
— Я их постирала, — сказала Света. — И спрятала. Вот теперь ищи, пока не найдёшь. А ещё найду, что ты носки под коврик закопал — и ещё спрячу. Вот будешь себе каждый день новые носки покупать.
Папа опять стал хохотать, поймал ее, на руки подхватил и по комнате покружил немножко.
— Тигра, мыгра, бондер, мондер, абракадабра! — сказал он.
— Какая тигра, какая мыгра? Что ты как детсадовец? Только и умеешь глупости говорить! Прячется от ответственности — мужчина называется!
— Так, — сказал папа, поставив её на пол. — Больше к Филимонову — ни ногой!
— Что, уже не смешно? — спросила Света. — Над собой так не смешно, а над Иван Андреичем так смешно! Он знаешь какой? У него знаешь какие глаза? Никто его не любит, все его только ругают, ругают, и ты ругаешь. А он хороший!
— Да будь он раззолотой и замечательный, мне это всё равно! — сказал папа. — Он работу свою по-хорошему не выполняет! Работу! А это главнее!
— Нет, — сказала Света. — Нет, человек ещё главнее, чем работа.
— То есть это как?
— А так! Для кого тебе энергосбережение? Чтобы люди на планете лучше жили и планета сама! А если людям плохо, то кому нужно твоё энергосбережение? Помоги Филимонову! Помоги!
— Как это я ему помогу? Он мне не сват, не брат. У меня своя работа, у него своя, я за него его работу делать не могу, у меня своя встанет.
