Пароход идет в Яффу и обратно - [80]
— Сколько? — спросил помрачневший Гордон.
— Когда-то, — сказала Анна, — вы пожалели семь фунтов для женщины, которая вас любила, а здесь нужно больше, гораздо больше…
— Сколько? — повторил Гордон.
— Я сомневаюсь, чтобы у вас были такие деньги. Но если, кроме вас, еще кто-нибудь интересуется судьбой вашего друга…
— Сколько?
Она вдруг смутилась, заложила руки за спину, тихо произнесла:
— Секретарь просит пятьсот фунтов.
— Пятьсот фунтов! — с ужасом воскликнул Гордон. — Пятьсот фунтов!
Его озадачило ее смущение. Ему казалось, она не сразу назвала сумму. Показалось еще, что Анна сперва хотела сказать больше.
— Это же фантастические деньги, — проговорил он.
Скосив глаза, он следил за ней исподволь. Следующими словами она еще сильней укрепила возникшее у него подозрение.
— Интересно, какую сумму, — сказала она с деланным равнодушием, и он это деланное равнодушие заметил, — какую сумму вы могли бы среди своих товарищей собрать? Вы же не один хлопочете, не правда ли? Вас много? Да?
— Какую сумму… — пробормотал Гордон, — какую сумму…
Она взяла его за руку, ласково сказала:
— Если бы вы могли собрать триста-четыреста фунтов, то я бы уломала этого негодяя… В крайнем случае, я бы продала для вас свое кольцо. Вы можете собрать триста фунтов?
Подозрение росло. Гордон продолжал ловить исподволь ее движения.
— Возможно, — сказал он, — такие деньги мы, может быть, соберем. Когда вы разговаривали с секретарем, Анна?
— Вчера днем.
— Но вы ведь только сегодня должны были встретиться с господином Аттолико?
Он заметил, как она покраснела, и ласково спросил:
— Значит, вам удалось увидеть его раньше?
— Конечно, — быстро ответила она. — Вы знаете, мы встретили его с мамой на Храмовой площади. К нам заглянули друзья из Эстонии. Они, конечно, захотели посмотреть все иерусалимские достопримечательности. Вот мы и пошли с ними… Очень скучная обязанность. Фрекен Хальмар к тому же такая дура… и вот с таким ртом… как удав!
— Кто это фрекен Хальмар?
— Дочка этих провинциалов… Вы знаете, Александр, к подозреваю, что они здесь хотят выдать ее замуж. Трудное предприятие! Вы бы взяли в жены девушку, у которой рот величиной с Атлантический океан?
Она засмеялась. Улыбнулся и Гордон, улыбнулся и заметил, как обрадовала Анну его улыбка.
— Я как раз шла с этой большеротой, и вдруг к нам навстречу господин Аттолико. Он тоже тащил за собою каких-то туристов… Мы оттуда же пошли к секретарю. Я попросила господина Аттолико оставить нас… Вы знаете, мне ведь пришлось с ним поторговаться. Он потребовал тысячу фунтов. Я ему сказала, что это сказка и что за несчастного хлопочут бедные люди…
Подозрение росло, росло. Как-то сбоку взглянул на нее Гордон, вдруг спросил:
— А что, если бы я сам поговорил с вашим секретарем?
Он заметил: Анна вздрогнула, побледнела.
— Ни в коем случае! — воскликнула она. — Вы погубите и себя, и вашего друга. Глубокая тайна! Я убеждена, что Речгильд сделает вид, будто ничего не знает…
Больше не надо было подозревать. Непонятное стало понятным. Уловил в ее взгляде тревогу и злобу. Встал со словами:
— Сегодня поговорю с товарищами. Соберем деньги. Я к вам завтра приду, Анна. Хорошо?
Она не замечала игры. Еще раз коснулась его своим телом, разбросала прическу, неожиданно обняла, стала целовать. Поцелуй был долгий, порочный.
Гордон надевал в передней пальто. Увидел мать Анны, подобострастно улыбнулся, сказал:
— Я вас вчера видел на Храмовой площади.
— Вчера? — удивилась старая Бензен. — Но мы не выходили из дому.
— С господином Аттолико!
— Вы ошибаетесь, Александр. Мы не виделись с господином Аттолико больше месяца. Он обещал сегодня к нам прийти, но ему дали какое-то поручение, и он неожиданно уехал.
— Стало быть, я ошибаюсь, — пробормотал Гордон. — Возможно, возможно. И ваша дочь не была вчера в гостях у Речгильда?
— У вас жар, Александр. Мы не выходили из дому…
Гордон увидел, как тихо приоткрылась дверь, как оттуда высунулась голова Анны, как она злобно подавала матери знаки. Он быстро и невнятно пробормотал несколько прощальных слов и покинул дом. Спускаясь по лестнице, думал о том, что мера отвращения к этой женщине переполнена. Выйдя на улицу, он во второй раз дал себе клятву никогда не посещать дома Анны Бензен.
Глава двадцать восьмая
Снова Гордон сидит в кинематографе. Иногда он посещает Вильяма Партриджа. В Армянском квартале живет бедный адвокат-неудачник. Он беден, пишет длинные стихи на библейские темы, сам стирает свое холостяцкое белье, ухаживает за двумя масличными деревьями, растущими на его дворе, ждет случайного заработка. Каждые десять дней Гордон приносит ему в конверте фунт стерлингов. Он прячет эти расходы от жены, экономит на табаке, бритье и другой мелочи.
— Есть новости! — с восторгом восклицает каждый раз адвокат.
Он узнал, что в Лондоне готовится королевская амнистия. Надо сделать так, чтоб Гублер подпал под какой-нибудь пункт.
— Уж я добьюсь, — обещал Партридж.
Он бегает по канцеляриям, добывает справки, подшивает их, снимает копии.
В Иерусалиме — лето. Пусты водоемы, лениво кружится по улицам пыль, жизнь грустна.
Он снова опустился, стал раздражительным, проявляя чрезмерную чувствительность к мелочам и равнодушие ко всем высоким вопросам жизни. Однажды он отправился в резиденцию к губернатору. «Вы хотите видеть сэра Речгильда? — спросил дежурный офицер. — Обратитесь в канцелярию: он не принимает случайных посетителей». Гордон помнил слова Висмонта о правде и неправде и сказал офицеру, что его рекомендовала сэру Речгильду одна дама. «Кто?» — спросил офицер. — «Анна Бензен». — «Не знаю», — сказал офицер и ушел, оставив его в дежурной комнате под наблюдением двух часовых-сикхов. Офицер вернулся через десять минут. Он сдержанно улыбался.
В рассказах, составивших эту книгу, действуют рядовые советские люди - железнодорожники, нефтяники, столяры, агрономы, летчики. Люди они обыкновенные, но в жизни каждого из них бывают обстоятельства, при которых проявляются их сообразительность, смелость, опыт. Они предотвращают крушения поездов, укрощают нефтяные фонтаны, торопятся помочь попавшим в беду рабочим приисков на Кавказе, вступаются за несправедливо обиженного, отстаивают блокированный Ленинград и осажденную Одессу. События порой необыкновенные, но случаются они с самыми простыми людьми, не знаменитыми, рядовыми.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922 г. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Документальное повествование о жизненном пути Генерального конструктора авиационных моторов Аркадия Дмитриевича Швецова.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».
Рассказ об островах Курильской гряды, об их флоре и фауне, о проблемах восстановления лесов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.