Пароход идет в Яффу и обратно - [74]

Шрифт
Интервал

— Распутница! Я ухожу от тебя! Я не смогу больше быть мужем обманщицы.

— Но ведь и ты обманываешь меня, — с удовольствием ответила Малка.

Гордона потрясли ее слова.

— Как?! Ты даже не отрицаешь своей связи с Мусой?

— Разве тебе не все равно, Александр?

Она увидела слезы на его глазах и быстро созналась, что сделала его жертвой хитрости. Он сперва не поверил, но потом возмутился ее поступком и, ругаясь, ушел из дому. По дороге в кинематограф Гордон заглянул в греческую харчевню и там напился. Посетители кинематографа удивленно пересмеивались, замечая осоловелые глаза и дрожащие руки кассира. Отпуская билеты, Гордон неожиданно нашел на конторке вместо денег письмо. Он выглянул из окошка. Вокруг никого не было.

«Александру Гордону» — прочел он на конверте.

За окошком сидели в ожидании сеанса люди. Они не видели, кто положил письмо. Гордон опустил окошко. Почувствовал, что сразу протрезвел. Разрывая конверт, решил: «От Анны Бензен».

Закрыл ладонью конец письма, чтоб не бросилась в глаза подпись. В краткий миг придумал множество возможностей. Она кается. Она тоскует без него. Она жалеет о своем поведении. Она ищет в нем спасения. Волнуясь, стал читать.

«Мой друг!

Привет тебе из Каира! Помнишь ли ты еще меня?..»

«Нет, не от Анны», — понял Гордон и убрал ладонь с подписи. Увидел последние слова: «Твой Ровоам Висмонт».

Почувствовал разочарование и огорчился, что разочарован получением письма от любимого друга. Затем успокоился и прочел все от начала до конца. Висмонт писал из Египта:

«Друг Александр! Я с большим опозданием узнал, что Герш Гублер сидит в Аккрской тюрьме. Увы, я ничего не могу для него сделать. Я живу далеко и служу здесь канцеляристом в банке. Меня с большим трудом устроили на это серое место. Помогло мне то, что я сын своего отца, имевшего много друзей в Палестине. Здесь, в Каире, живет бывший управляющий ротшильдовской фермой. Сейчас он директор одного из отделений Египетского банка. Принимая меня на службу, он дал мне понять, что все дело в моем отце и что я должен оправдать доверие… Тебя приветствует моя жена. Да, я женат, Александр. Она англичанка и работает машинисткой в нашем банке. Если б мой десятимесячный сын мог говорить, он бы тоже приветствовал тебя. Как живет Малка, Лия и другие?.. Теперь поговорим о деле, дорогой Александр. Надо спасти Гублера, надо вытащить его, правдой или неправдой, из Аккрской тюрьмы. У тебя есть связи, Александр. Разумеется, ты сделаешь все, что можешь. Я решил: посылать тебе письмо по почте неудобно и вредно, и потому пользуюсь оказией. Напиши мне, Александр».

Взволнованный Гордон еле просидел до девяти часов вечера, когда прекращается продажа билетов. Он много раз перечитывал письмо, и им овладели странные и беспокойные чувства. Захотелось сейчас же совершить нечто такое, что могло бы зачеркнуть все последние годы. Его спокойная жизнь, к которой он давно привык, показалась ему непонятной бессмыслицей. Сонные дни и постоянные несложные ссоры — какая мерзость! Кармель по утрам и вечерам — мерзость. Партия домино с соседом, интриги с подругами жены, угасшие желания — все мерзость, мерзость.

Он вдруг вспомнил, что не вспоминал давно: свою старую родину и старых друзей в покинутом городе, и дочь городового, и бюсты Робеспьера и Марата, и стрельбу на улицах, и шествия, и траурные марши… Он шел домой, грустный, но грусть его была возвышенна, и Гордон чувствовал, что и грусть его иная, и был смущен и доволен внезапной в себе переменой. Когда на пороге дома его встретила печальная и испуганная Малка, он почувствовал к ней нежность, поцеловал в обе щеки и заплакал. И когда, воспользовавшись отлучкой жены, Лия по-хозяйски потянулась к нему, он отстранил ее и, как в старину, почувствовал к ней отвращение.

Она спросила:

— Что это значит?

— Летаргия, — ответил он.

— Не понимаю.

— Летаргический сон, Лия. Я проспал много лет. Где-то там обрывается нитка моей жизни, и вот нужно взять ту нитку и продолжить ее, а все, что было посередине, выкинуть. Я похож на путника, который заблудился. Он шел прямо и незаметно свернул. Ему надо было сделать всего десять километров, а он прошел пятнадцать… Обидно! Он сделал пятнадцать километров, а в его походный список записывается только десять…

— Туманно, — сказала Лия.

— Я еще похож на человека, у которого было много камня, дерева и стекла, достаточного для постройки дома, но он оказался дураком и воздвиг две стены, а будут ли еще новые материалы — неизвестно…

Он смотрел на Лию и думал: ведь у нее большие связи там, в Национальном комитете. Не попросить ли ее похлопотать за Гублера? Нет, он этого не сделает. Сегодня ночью он разработает план. Он добьется сам… Но к кому обратиться раньше всех?

Все следующее утро Гордон писал письмо Висмонту. Ему казалось, что Ровоам презирает его, и хотелось самому унизить себя перед другом и тем самым возвыситься в его глазах. Отправив письмо, он попросил Малку подежурить за него несколько дней в кинематографе.

— Я уезжаю в Тель-Авив. По делу, Малка. Не расспрашивай. Когда вернусь, скажу.

В ожидании поезда написал на вокзале еще одно письмо Висмонту: «Ровоам, я делаю для тебя миниатюру. Скоро вышлю».


Еще от автора Семен Григорьевич Гехт
Три плова

В рассказах, составивших эту книгу, действуют рядовые советские люди - железнодорожники, нефтяники, столяры, агрономы, летчики. Люди они обыкновенные, но в жизни каждого из них бывают обстоятельства, при которых проявляются их сообразительность, смелость, опыт. Они предотвращают крушения поездов, укрощают нефтяные фонтаны, торопятся помочь попавшим в беду рабочим приисков на Кавказе, вступаются за несправедливо обиженного, отстаивают блокированный Ленинград и осажденную Одессу. События порой необыкновенные, но случаются они с самыми простыми людьми, не знаменитыми, рядовыми.


Рекомендуем почитать
Круг. Альманах артели писателей, книга 4

Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922 г. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.


Высокое небо

Документальное повествование о жизненном пути Генерального конструктора авиационных моторов Аркадия Дмитриевича Швецова.


Круг. Альманах артели писателей, книга 1

Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.


Воитель

Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.


Пузыри славы

В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».


Остров большой, остров маленький

Рассказ об островах Курильской гряды, об их флоре и фауне, о проблемах восстановления лесов.


Дети Бронштейна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.