Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [77]
Итак, правительство получило передышку на 12 дней. Но никаких иллюзий у министров уже не оставалось: предстояла новая схватка с парламентом, и к ней надо было готовиться. 14 августа Мазарини отправил французскому делегату на Вестфальском мирном конгрессе, своему верному клиенту Абелю Сервьену письмо, выдержанное в откровенном тоне[460]. Он писал, что внутреннее положение Франции как никогда заставляет желать мира. «Парламенты королевства, подражая парижскому, считают своим долгом и правом, не опасаясь наказания, принимать выгодные для себя решения, нижестоящие трибуналы тоже осмеливаются с них обезьянничать. Отовсюду только и слышно о неповиновении и покушениях на королевских откупщиков и тех, кому они поручили собирать их деньги. Народу начинают нравиться послабления и злонамеренно внушаемые ему надежды, что он не будет платить почти ничего, и единственным лекарством от этой болезни может быть только насилие, которое подчас бывает гораздо хуже самой болезни». Все это привело к финансовому краху: «Кредит иссяк, источники денежных поступлений истощились, и закрылись все кошельки».
Но правительство не намерено терпеть этот разброд и вскоре примет свои меры. Следует многозначительная фраза: «Но дела еще не испортились в такой степени, чтобы их нельзя было исправить в один момент (en un instant); принятое решение заставить каждого (и особенно Парижский парламент, если он пойдет против воли короля, выраженной в его декларациях) вернуться к исполнению его долга могло бы очень легко произвести усмиряющий эффект».
Значит, уже было принято решение о внезапном, ошеломляющем ударе, который власть нанесет по оппозиции; речь могла идти только о том, когда же он будет нанесен.
Как мы видели, Мазарини особенно беспокоило подражание Парижу со стороны провинциальных парламентов. Прослышав, что впредь законными будут считаться только поборы, должным образом верифицированные, они, как и парижане, решили придать этому закону обратную силу и принялись изучать, какие именно налоги подлежат отмене. Бордосский парламент приостановил взимание добавок к местному таможенному сбору («convoi de Bordeaux»)[461]; при регистрации 6 августа королевской декларации об отзыве интендантов по примеру парижан заявил о необходимости снижения тальи в 1647–1649 гг. на 25 %; многие парламентарии настаивали на роспуске конкурирующей с ними Налоговой палаты Гиени «как учрежденной без законной верификации и к их ущербу»[462]. Мазарини в письме от 15 августа губернатору Гиени д'Эпернону (тогда еще поддерживавшему сносные отношения со своим парламентом) посоветовал воздействовать на бордосцев угрозами: «Против них можно было бы применить целые армии, которые освободятся к концу кампании, и Вы можете воспользоваться этим доводом в интересах королевской службы»[463].
Руанский парламент уже 29 июля принял решение провести проверку всех налогов, собираемых по не верифицированным постановлениям. Нормандские судьи дошли даже до такой заносчивости, что, получив для регистрации копию королевской декларации 31 июля, отложили ее обсуждение на неопределенное время, не считаясь с тем, что эта декларация узаконивала все уже взимаемые поборы. В постановлении Государственного совета от 8 августа это поведение руанцев было названо «беспримерным оскорблением для королевской власти»; были отменены все решения Руанского парламента, противоречащие декларации 31 июля (парламентарии уже успели приостановить взимание двух дополнительных косвенных сборов с продажи вина и сидра) и разъяснено, что вопрос о налогах вообще не входит в его компетенцию[464]. Тогда же, 8 августа, Госсовет кассировал и постановление Счетной палаты Нормандии от 8 июля (см. выше, сн. 77) о проверке не верифицированных поборов, «вследствие чего возникли такие волнения, что служащие (commis) откупов были вынуждены бежать из своих бюро и прекратить всякое взимание налогов»[465].
Только под давлением губернатора Нормандии герцога Лонгвиля Руанский парламент решил приступить к рассмотрению декларации 31 июля, затянув ее обсуждение до конца августа. Постоянным источником напряженности в его отношениях с правительством было существование второго «семестра», восстановленного в конце 1645 г.; удвоение состава привело к падению цен на парламентские должности[466]. Советники старого «семестра» добивались уничтожения нового, но правительство не намеревалось идти им навстречу[467].
Об общей напряженности в Нормандии свидетельствовал процесс отмирания ее Штатов. Формально она еще была «землей Штатов», хотя и «неполноценной»: налоги собирались по элекциям королевской администрацией.
До 1634 г. небольшое (около полсотни депутатов) трехсословное собрание созывалось ежегодно, затем — с большими перерывами. Собравшаяся в первый год регентства (ноябрь — декабрь 1643 г.) сессия Штатов оказалась очень бурной: делегаты требовали снижения тальи по Нормандии вдвое и возвращения им права ежегодного созыва.
После этого Штаты Нормандии соберутся только в 1655 г., уже после Фронды, и это будет последняя сессия в их истории.
Гренобльский парламент ощущал рост своего влияния с тех пор как с 1628 г. перестали созываться Штаты Дофине. Вступив в союз со Счетной палатой и финансовым бюро
