Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [34]
До чего дошла эта «влюбленная дружба», привела ли она к физической близости и если да, то когда? Среди историков нет согласия по этому деликатному вопросу. Сейчас можно безоговорочно отвергнуть ранее выдвигавшуюся версию о тайном браке. Хотя Мазарини действительно не давал обета безбрачия, ибо достиг кардинальского сана не через священство, этот сан сам по себе был несовместим с пребыванием в браке[175].
Предположение о физической близости без брака сильно противоречило бы чрезвычайной набожности королевы — но чего не бывает? Правда, мешал этикет: в мемуарах придворной дамы Франсуазы де Моттвиль, конечно, не случайно подчеркивается, что во время ежевечерних бесед Анны с ее первым министром двери кабинета всегда были открыты и в соседней комнате находились ожидавшие выхода королевы придворные[176].
Наконец, Клод Дюлон, уверенная в том, что Анна и Джулио стали любовниками, относит это событие не ранее, чем к началу 1652 г., когда Мазарини вернулся из своего первого изгнания к истосковавшейся по нему королеве; двор тогда находился в провинции и этикет был не таким строгим[177]. Конечно, никаких прямых доказательств этого нет, все сводится к психологии; добавим, что в то время обоим партнерам было уже по 50 лет.
К концу июля «Значительные» убедились, что избавиться от Мазарини можно только убив его. Так решила Шеврез, организацией дела занялся Бофор. Дворяне из его свиты должны были убить кардинала в карете, когда он будет вечером возвращаться из дворца в свою резиденцию (Мазарини жил тогда совсем близко от Лувра, но все же не в самом дворце). Бофор согласился лично наблюдать за операцией; после ее удачного исхода он хотел на всякий случай временно уехать из Парижа, а герцогиня Шеврез брала на себя задачу успокоить тем временем королеву и примирить ее со случившимся[178].
Заговорщики колебались и медлили, несколько случаев было упущено, стали распространяться слухи о готовящемся покушении, на высоте оказались осведомители кардинала… 2 сентября Бофор был неожиданно арестован и заключен в башне Венсеннского замка. «Никто не жалеет о нём и все осуждают за слишком большую гордость и дерзость», — записал д'Ормессон[179]; вместе с тем в парламенте распространились опасения, как бы арест Бофора «не стал началом насилий, подобных тем, что были в прошлом царствовании»[180].
Простые парижане сохраняли спокойствие; Мазарини даже записал в одном из блокнотов, что когда арестованного везли в тюрьму, весь народ радовался, люди говорили: «Вот тот, кто хотел нарушить наш покой»[181].
О конкретных причинах ареста Бофора не сообщалось ничего ни в письме Людовика XIV в Парижский парламент 11 сентября 1643 г.[182], ни в королевском циркуляре губернаторам провинций и генералам армий от 13 сентября[183]. В обоих документах лишь глухо упоминалось о неких интригах, в которых был замешан герцог, и особо подчеркивалось, что решение его арестовать было принято по совету как Гастона Орлеанского, так и Конде. Итак, речь шла об административном аресте с неопределенным сроком, без намерения устроить судебный процесс. В Парижском парламенте высказывались мнения, что если отец арестованного обратится к парламенту с соответствующим ходатайством, нужно будет просить королеву позволить разобраться в деле судебным порядком[184]. Однако Вандомы были слишком деморализованы неожиданным ударом и чувствовали свою вину, чтобы на это решиться.
Вся группировка «Значительных» была разгромлена. Вандом-отец эмигрировал в Италию, рядовые участники заговора бежали и скрывались в провинции. Через неделю после ареста Бофора епископ Огюстен Потье получил приказ удалиться в его епархию Бове для исполнения там пастырских обязанностей. Такие же указания получили и другие находившиеся в столице прелаты, противники Мазарини.
Напрасно прождавшему возвращения к власти Шатонефу было позволено получить аудиенцию у королевы, а затем его отправили в почетную ссылку губернатором Турени.
Туда же была выслана и Шеврез, затем снова эмигрировавшая в Испанские Нидерланды.
В Узкий совет был возвращен, в качестве «министра без портфеля», старый союзник Мазарини Шавиньи. Сам кардинал получил, наконец, резиденцию во дворце (с октября постоянной резиденцией двора вместо Лувра стал Пале-Рояль) и, наподобие Ришелье, личную гвардию. Королева сделала свой выбор, окончательно отдавшись под руководство Мазарини.
По своему характеру Анна нуждалась в первом министре еще больше, чем ее покойный супруг. При несомненном здравомыслии и чувстве ответственности, она была слишком ленива, чтобы постоянно в деталях заниматься государственными делами. К тому же у нее проявлялась склонность к приступам гнева, приводившим к рискованным решениям, и она, очевидно, знала за собой эту слабость. В этих случаях рядом с ней кстати оказывался дипломат Мазарини, хорошо умевший маневрировать и отступать при столкновениях с трудностями.
