Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [165]

Столкнувшись с сопротивлением министров, парламентарии чувствуют потребность в народной поддержке. В парламенте начинают звучать голоса о том, что главной задачей союзных палат должно стать облегчение тягот разоренного войной народа, и к концу июня эта точка зрения становится преобладающей. Как только в провинции приходят слухи, что парижские судьи хотят облегчить налоговое бремя, сразу же разгорается пожар — массовый и повсеместный отказ от оплаты податей, сопровождаемый народными волнениями. Аппарат власти на местах был парализован: парламент поддержал предложение Палаты Святого Людовика об отзыве всех провинциальных интендантов. Так началась Фронда.

На первых порах министры питали иллюзии о возможности договориться с парламентом на основе компромисса, после чего успокоившийся народ возобновил бы платежи налогов, пусть и на пониженном уровне. Но вскоре им пришлось убедиться в несостоятельности тактики уступок, и не только потому, что парламентарии не желали отказываться ни от одного из своих требований: народ шел дальше парламента и не хотел платить ничего, даже и те поборы, против которых не возражали верховные судьи.

Две попытки правительства перейти в контрнаступление окончились провалом. Арест популярного лидера оппозиции Брусселя обернулся августовскими Днями Баррикад. Попытка запугать парижан методом косвенной угрозы — сентябрьско-октябрьским кризисом, за который двору пришлось расплачиваться дарованием декларации 22 октября 1648 г., где весь текст от начала до конца был составлен самим парламентом. Оставалось прибегнуть к прямой военной операции с установлением продовольственной блокады Парижа. Парижская война (январь — март 1649 г.) стала кульминацией Парламентской Фронды.

Идеологическая позиция парламента не позволяла ему четко обосновать законность своего открытого противостояния воле государя. Этому мешало принятие принципа единого и нераздельного суверенитета, целиком принадлежащего монарху; все постановления парламента подразумевали оговорку «если то будет угодно королю». Парламент считал себя непременным участником осуществления королевского суверенитета, но не обладателем какой-либо его доли. Судейская элита полагала, что королевские акты должны проходить процедуру верификации в верховных судах, при полной свободе обсуждения, после чего судьи обязаны сообщать монарху свои замечания в виде ремонстраций. Однако рассуждения о возможной регламентации, упорядочении отношений между королем и верховными судьями считались нежелательными и даже опасными — в идеале личная власть короля и власть парламента мыслились как нераздельные формы проявления неделимого суверенитета. Не существовало точных правил, в какие сроки верховные суды должны рассматривать поступившие к ним эдикты и даже сколько раз они могут представлять ремонстрации на одну тему, после отклонения монархом предыдущих ремонстраций. Оставался спорным вопрос о том, могут ли судьи в рабочем порядке, без согласования с королем, вносить поправки в текст королевских актов. Благодаря всем этим неясностям у верховных судов было немало возможностей тормозить и саботировать проведение в жизнь нежелательных эдиктов, но это все-таки было одно, а открытое сопротивление — совсем другое. В парламенте не было внутреннего единства, происходила борьба между умеренным и радикальным крылом, соотношение сил постоянно менялось и только к концу Парижской войны перевес умеренных стал достаточно устойчивым.

Силу парламенту придавала взятая им на себя роль защитника народа от выколачивавших из него налоги откупщиков и провинциальных интендантов. Эта роль была для него тем естественнее, что властвование интендантов и финансистов означало утверждение чрезвычайных, административных методов управления, подрывавших значимость традиционного судейского аппарата; «враги народа» были и его врагами. Опора на народные симпатии позволяла радикальному крылу парламентской оппозиции предлагать меры, выходившие за рамки традиционного легализма. История Фронды дает целый ряд таких «идеологических прорывов».

Создание Палаты Святого Людовика с тех пор как было решено, не ограничиваясь защитой частных интересов судей, разрабатывать в ней проекты коренных государственных реформ, означало присвоение себе верховными судьями впервые в истории права законодательной инициативы — до тех пор они ограничивались рассмотрением актов, присланных им правительством. Правда, в принципе эти проекты подлежали утверждению регентшей, но в той ситуации у нее не было возможности заблокировать популярные реформы, тем более что начать повсеместное уголовное расследование деятельности интендантов парламент, пользуясь своей прерогативой верховного суда, готов был не спрашивая никакого разрешения. При составлении большой декларации 22 октября 1648 г. дело зашло уже дальше простой законодательной инициативы: парламент подготовил весь ее текст (правда, по поручению королевы) и настоял на том, чтобы правительство не делало к нему никаких поправок.

В ходе Фронды проявилось стремление Парижского парламента, несмотря на его уважение к правам провинциальных коллег, говорить непосредственно от имени всей Франции. Именно парламент поставил вопрос об отзыве интендантов не только из его округа, но из всех французских земель. Во время Парижской войны, в постановлении о союзе с Эксским парламентом, добивавшимся избавления от навязанного ему удвоения состава, была провозглашена новая доктрина: Парижский парламент является «источником и матрицей» других парламентов, а потому его утверждению подлежат все акты об изменениях в составе провинциальных верховных палат, сам же он может по праву именоваться Парламентом Франции.