Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [141]
Может возникнуть недоумение: пользуясь символом пращи, как было не вспомнить о самом знаменитом пращнике в истории — о юноше Давиде, сразившем из пращи грозного великана Голиафа? Но факт налицо: этот, казалось бы, выигрышный мотив парижской пропагандой не использовался. Дело, видимо, в том, что у парижан не было того чувства слабости перед противником, которое требовало бы напряжения всех сил, небывалых героических усилий. Наоборот, была явная переоценка своих военных и финансовых возможностей. Мазарини никак не выглядел Голиафом, его не боялись, а презирали и высмеивали. Не случайно памфлетистика времени Парижской войны изобиловала задорными сатирическими стихами. Образ героя Давида оказался невостребованным.
После Сен-Жерменского мира термины «фрондеры» и «Фронда» действительно стали широко распространенными. Они «персонализировались» — так стали называть группировку Гонди, Бофора и их ближайших сторонников, которые ради сохранения популярности демонстрировали свое нежелание мириться с Мазарини. Моле использовал эти термины в порицательном смысле, подчеркивая несерьезность и безответственность крайней оппозиции. В дальнейшем термины применялись то в узком, то в широком смысле, состав «фрондеров» менялся в соответствии с переменами политической конъюнктуры, пока для победившего правительства Людовика XIV «Фронда» не стала синонимом вообще всякой оппозиции «в верхах» общества, причиной беспорядка и смуты.
Начало Парижской войны ознаменовалось небывалым взрывом пропагандистской активности, появлением множества печатных памфлетов, которые сразу же стали предметом коллекционирования и ныне известны под названием «мазаринады», поскольку львиную долю их составляли прозаические и поэтические обличения ненавистного кардинала. Вместе с тем в их состав принято включать и памфлеты, написанные с правительственных позиций, и отдельные издания официальных документов и выступлений (выше неоднократно цитировались такого рода акты из собрания РГБ), и номера газет, и вообще всю печатную и рукописную пропагандистскую продукцию 1648–1653 гг., имеющую отношение к французским внутриполитическим событиям.
Ведущий современный исследователь мазаринад Гюбер Каррье оценивает общее количество этих печатных изданий за 1648–1653 гг. примерно в 5200 названий, а если добавить к этому рукописные произведения (зачастую вплетавшиеся в сборники печатных памфлетов), то число дойдет до 6 тыс. По годам печатные мазаринады распределяются примерно следующим образом: 1648 г. — 50; 1649 г. — 1975; 1650 г. — 725; 1651 г. — 800; 1652 г. — 1600; 1653 г. — 50[767].
Каррье сделал попытку распределить эти мазаринады по их политической принадлежности. Для 1649 г. из 1975 названий взгляды парламентской оппозиции («Старая Фронда») представляют 1375, из них 1100 (80 %) появились в три месяца Парижской войны (т. е. около дюжины изданий в день).
Перу Каррье принадлежит особо интересная для нашего читателя статья о собраниях мазаринад в библиотеках СССР, итог его командировки 1972 г.[768] По его подсчетам, в библиотеках Ленинграда и Москвы хранилось минимум 12.555 печатных экземпляров мазаринад (9.921 в Ленинграде, в основном в совр. РНБ, в коллекции Залуских; 2.634 в Москве, в основном в совр. РГБ, причем треть томов РГБ остались недоступными для исследователя).
Основной библиографической сводкой по мазаринадам является появившийся в середине XIX в. 3-томник, составленный Селестеном Моро[769]. В него были включены упоминания о более чем 4.300 изданиях (иногда с аннотациями и цитатами), размещенные в алфавитном порядке их заглавий (практически все памфлеты были анонимными). Впоследствии этот список дополнялся самим Моро и другими исследователями. Тот же Моро через три года после выхода в свет «Библиографии» издал 2-томный сборник избранных мазаринад (1-й том включает памфлеты 1649 г., 2-й — более поздние сочинения)[770].
В какой мере дошедшие до нас — и, в частности, опубликованные Моро — мазаринады могут быть положены в основу суждений о состоянии парижского общественного мнения? Как уже упоминалось, Б.Ф. Поршнев (см. гл. I), преувеличивая распространенность радикальных настроений в народе, подчеркивал действенность парламентской цензуры, не дававшей пробиться этим настроениям в печать. Действительно, парламент пытался установить свою цензуру над стихией печатного слова. 25 января 1649 г. он принял постановление, запрещавшее «всем печатникам и разносчикам печатать и выставлять на продажу какие-либо сочинения об общественных делах» без разрешения, зарегистрированного в протокольном бюро (greffe) парламента[771]. При этом нельзя было публиковать памфлеты без имени автора и типографа. Нарушителям грозил штраф в 500 л. и конфискация печатных станков, а за «оскорбительные и клеветнические» сочинения — уголовное преследование.
И тем не менее остается фактом: около половины авторских брошюр во время Парижской войны выходили без пометы о разрешении, треть — без указания на типографию, а имена авторов (если они не были фиктивными или вообще не отсутствовали) обозначались в лучшем случае подлежащими расшифровке инициалами. У парламентариев не было никакой возможности проследить за всеми многочисленными памфлетами, быстро печатавшимися и так же быстро распродававшимися, и они это сами понимали: недаром не было создано никакой парламентской цензурной комиссии, и явка за разрешением к протоколистам парламента оставалась добровольным делом типографов, подчас не желавших тратить на это время. Фактически в Париже существовала тогда полная свобода печати для антиправительственных сочинений.
Первое правовое исследование в отечественной науке, посвященное юридическим аспектам организации и деятельности Парижского Парламента на протяжении всего времени его существования.
В книге рассматривается столетний период сибирской истории (1580–1680-е годы), когда хан Кучум, а затем его дети и внуки вели борьбу за возвращение власти над Сибирским ханством. Впервые подробно исследуются условия жизни хана и царевичей в степном изгнании, их коалиции с соседними правителями, прежде всего калмыцкими. Большое внимание уделено отношениям Кучума и Кучумовичей с их бывшими подданными — сибирскими татарами и башкирами. Описываются многолетние усилия московской дипломатии по переманиванию сибирских династов под власть русского «белого царя».
Представленный сборник письменных источников и литературы по истории Украины и украинцев позволяет читателю ознакомиться с основными документами, материалами и научными работами XVI – начала ХХ века, касающимися проблемы развития географической, этнической и политической идентификации и самоидентификации украинского народа. Книга адресована не только специалистам, но и всем интересующимся историей русского (восточнославянского) этноса.
Степан Иванович Шешуков известен среди литературоведов и широкого круга читателей книгой «Александр Фадеев», а также выступлениями в центральной периодической печати по вопросам теории и практики литературного процесса. В настоящем исследовании ученый анализирует состояние литературного процесса 20-х – начала 30-х годов. В книге раскрывается литературная борьба, теоретические споры и поиски отдельных литературных групп и течений того времени. В центре внимания автора находится история РАПП.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
На рубеже 1962/1963 гг. СССР на неопределенный срок отложил проекты заключения германского мирного договора и превращения Западного Берлина в «вольный город». Летом 1964 г. советская дипломатия окончательно перешла от идеи «вольного города» к концепции «самостоятельной политической единицы» Западный Берлин. Теперь острие советской политики было направлено не против позиций США, Англии и Франции в Западном Берлине, а против федерального присутствия в этом городе. После прихода к власти в СССР руководства Л. И. Брежнева советская политика в вопросе о Западном Берлине некоторое время оставалась такой же, как и во время «позднего Хрущева».
Годы Первой мировой войны стали временем глобальных перемен: изменились не только политический и социальный уклад многих стран, но и общественное сознание, восприятие исторического времени, характерные для XIX века. Война в значительной мере стала кульминацией кризиса, вызванного столкновением традиционной культуры и нарождающейся культуры модерна. В своей фундаментальной монографии историк В. Аксенов показывает, как этот кризис проявился на уровне массовых настроений в России. Автор анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.