Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [140]
Прежде всего, как мы видели, вошел в моду глагол «фрондировать» (fronder) — резко оппонировать, «бросить камень», причем не скрываясь и не убегая — никакого порицательного оттенка в этом слове еще не было.
А объединяющее этих удальцов существительное «фрондеры»? У Монгла сложилось впечатление, что этот термин сразу же стал широко известен и приобрел четкое политическое значение: «фрондер» — «противник двора». На деле рожденная в узком кругу метафора сравнительно медленно распространялась за его пределами. Впервые этот термин встречается в дневнике королевского историографа Дюбюиссона-Обнэ под датой 31 октября 1648 г. В это время возник конфликт между Гастоном Орлеанским и Мазарини из-за соперничества в борьбе за кардинальскую шапку между Конти и Ларивьером (о чем уже было сказано выше — см. гл. VI), и один из младших советников парламента Жан Кулон предложил Гастону свои услуги, заявив, что «у него есть пятьдесят сторонников (compagnons), которых он называет своими "флондрерами" (flondreurs), и они могут выступить против (tirer contre) кардинала Мазарини». В записи от 9 ноября Дюбюиссон-Обнэ исправляет свою ошибку: «Советник Кулон вместе со своими фрондерами предложил свои услуги герцогу Орлеанскому»[762].
Кулон был тем самым парламентарием, который 21 октября, когда уже был согласован текст Октябрьской декларации и парламент предвкушал победу, неожиданно предложил просить королеву об отставке Мазарини (см. гл. V). Его предложение было отклонено, но несколько десятков голосов оно всё-таки набрало.
Ошибка Дюбюиссона-Обнэ в первой записи «дорогого стоит» — значит, даже для такого осведомленного наблюдателя термин «фрондеры» еще в ноябре был совершенной новостью. Очевидно, он воспринимал свою информацию на слух и заменил по созвучию этот непонятный термин словом «flondreurs» (которое по-французски вообще ничего не означает)[763].
«Фрондеры», о которых здесь идет речь, еще не осмыслены как представители определенного политического течения. Это просто люди, на подчиненность которых рассчитывал Кулон; для него они «мои фрондеры», и сам он выступает как их начальник, а не как единомышленник. Но как бы высоко ни ставил себя Кулон после своего нашумевшего выступления 21 октября, он не мог записать в свои подчиненные гораздо более известных оппозиционеров вроде Бланмениля или Виоля, не говоря уже о Брусселе. Надо думать, что в данном случае на новый, только возникающий смысл слова «фрондер» наложился старый, античный смысл, хорошо знакомый всем читателям Цезаря и Ливия. В древнеримской армии пращники (лат. funditores, откуда фр. frondeurs) вместе с лучниками составляли легкую пехоту и выступали как застрельщики сражений. Именно этот смысл и имел в виду Кулон: он понимал, что одна его команда большого вреда Мазарини причинить не может, но рассчитывал, что его «пращники» смогут стать застрельщиками очередного политического скандала.
В мемуарах Реца ничего не сказано о судьбе термина «фрондеры» во время Парижской войны, и может сложиться впечатление, что тогда он был вообще забыт, снова войдя в моду после Сен-Жерменского мира. Это не так, термин продолжал употребляться, хотя и не слишком часто. Более того, именно тогда он приобретает, наконец, четкое политическое значение, становясь синонимом крайней, непримиримой оппозиции.
21 января д'Ормессон записал в дневнике мысли, высказанные в одной его частной беседе: «Всё это дело кончится восстанием народа, лишенного хлеба, и тогда фрондеры поневоле разбегутся (ce qui obligerait les frondeurs à s'enfuir), a парламент и город покорятся [монарху]»[764]. Глагол «разбегутся» напоминает о породившем термин исходном сравнении с разбегающимися школярами-«пращниками» и придает слову «фрондеры» порицательный смысл: для умеренного д'Ормессона это группа безответственных демагогов, навязывающих свою волю парламенту и ратуше.
Но фрондеры не стеснялись своего имени. Об этом свидетельствует памфлет «Фронда парламента, роковая для Мазарини»[765], появившийся, судя по его содержанию, в начале февраля, когда положение осажденных улучшилось и падение Мазарини представлялось весьма вероятным. Кажется, это первый случаи употребления собирательного понятия «Фронда», причем радикальная оппозиция стремится распространить его на весь парламент. Оптимистический характер памфлета и настроенность на победу видны из заглавия. Парламент прославляется за проведение фрондерской линии по отношению к финансистам: «…смогли стереть в порошок всех общественных воров» (в эти дни произошло несколько громких арестов); с воодушевлением приветствуется система массовых обысков: как будто из-под земли «возникли многие сокровища, да так, что кажется, будто богатства Перу оказались в Париже, и все они пошли на оплату военных…».
«Фрондеры» представлялись особой политической группировкой («troupe frondeuse», как называл их сочувствовавший литератор Поль Скаррон)[766], персональный состав которой выглядел, однако, достаточно неопределенным и текучим, лишь отчасти сплачиваемым лидерством хитроумного Гонди. Впрочем, верно и то, что во время Парижской войны этот термин употреблялся довольно редко.
Первое правовое исследование в отечественной науке, посвященное юридическим аспектам организации и деятельности Парижского Парламента на протяжении всего времени его существования.
В книге рассматривается столетний период сибирской истории (1580–1680-е годы), когда хан Кучум, а затем его дети и внуки вели борьбу за возвращение власти над Сибирским ханством. Впервые подробно исследуются условия жизни хана и царевичей в степном изгнании, их коалиции с соседними правителями, прежде всего калмыцкими. Большое внимание уделено отношениям Кучума и Кучумовичей с их бывшими подданными — сибирскими татарами и башкирами. Описываются многолетние усилия московской дипломатии по переманиванию сибирских династов под власть русского «белого царя».
Представленный сборник письменных источников и литературы по истории Украины и украинцев позволяет читателю ознакомиться с основными документами, материалами и научными работами XVI – начала ХХ века, касающимися проблемы развития географической, этнической и политической идентификации и самоидентификации украинского народа. Книга адресована не только специалистам, но и всем интересующимся историей русского (восточнославянского) этноса.
Степан Иванович Шешуков известен среди литературоведов и широкого круга читателей книгой «Александр Фадеев», а также выступлениями в центральной периодической печати по вопросам теории и практики литературного процесса. В настоящем исследовании ученый анализирует состояние литературного процесса 20-х – начала 30-х годов. В книге раскрывается литературная борьба, теоретические споры и поиски отдельных литературных групп и течений того времени. В центре внимания автора находится история РАПП.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
На рубеже 1962/1963 гг. СССР на неопределенный срок отложил проекты заключения германского мирного договора и превращения Западного Берлина в «вольный город». Летом 1964 г. советская дипломатия окончательно перешла от идеи «вольного города» к концепции «самостоятельной политической единицы» Западный Берлин. Теперь острие советской политики было направлено не против позиций США, Англии и Франции в Западном Берлине, а против федерального присутствия в этом городе. После прихода к власти в СССР руководства Л. И. Брежнева советская политика в вопросе о Западном Берлине некоторое время оставалась такой же, как и во время «позднего Хрущева».
Годы Первой мировой войны стали временем глобальных перемен: изменились не только политический и социальный уклад многих стран, но и общественное сознание, восприятие исторического времени, характерные для XIX века. Война в значительной мере стала кульминацией кризиса, вызванного столкновением традиционной культуры и нарождающейся культуры модерна. В своей фундаментальной монографии историк В. Аксенов показывает, как этот кризис проявился на уровне массовых настроений в России. Автор анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.