Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [130]

В общем, время Парижской войны (которую, напомним, французские парламентарии вели совсем не против короля, а против «похитившего» его министра) было самым неподходящим для усвоения английских уроков. Тем более, что возникли опасения: некоторые парижские генералы не прочь повторить опыт «чистившего» парламент в Лондоне полковника Прайда, чтобы предотвратить примирение Парижа с двором. Эту идею развивал перед Гонди герцог Буйон 20 февраля, на другой день после неудачи с представлением испанского посланца («Единственное действенное и не паллиативное лекарство — вовремя подумать о чистке парламента»), и коадъютор с трудом отговорил его от этой авантюры[726]. Явившиеся служить Парижу аристократы уже проявляли желание стать его хозяевами…

Известие о казни Карла I, безусловно, усилило склонность к примирению и в Париже, и в Сен-Жермене. Противоборствующие стороны почувствовали непредсказуемость и рискованность гражданской войны. Вместе с тем нельзя считать это известие «первотолчком» к переговорам: как мы видели, зондажи об их возможности имели место еще в начале февраля, когда стала выясняться тупиковость сложившейся ситуации.

Между тем в конце февраля правительственным войскам удалось добиться решающего успеха в замыкании продовольственной блокады Парижа: столица была надежно отрезана от своей житницы Бри.

22 февраля армия Конде взяла замок Лезиньи, а 24-го начались бои за Бри-Конт-Робер, где стоял тысячный гарнизон парижской армии. После отчаянного сопротивления комендант заперся в местном замке, согласившись капитулировать через сутки, если не получит помощи. Однако совет парижских генералов, собравшихся 25 февраля, решил предоставить Бри его участи, и утром 27 февраля гарнизон капитулировал.

Правда, временную «компенсацию» за это поражение парижане получили: чтобы взять Бри-Конт-Робер, Конде стянул войска от самого Сен-Дени, оголив «северный фронт» блокады. Воспользовавшись этим, 26 февраля ратуша организовала массовый «поход за хлебом» к Гонессу и его окрестностям.

Полторы тысячи частных повозок доставили в столицу большое количество зерна и муки. Закупаемое в Гонессе по цене 18–24 л. за сетье зерно власти после ввоза в Париж отправляли прямо на Главный рынок, где продавали в пользу доставивших его хозяев по 40 л. за сетье[727]. Кто не имел повозок, отправлялся в далекий путь верхом или даже пешком.

Но этот успех мог иметь лишь временное значение, а потеря Бри стала постоянным и весьма неприятным фактором. Во второй половине февраля цены на зерно на Главном рынке, как будто успокоившиеся в начале месяца на достигнутом высоком уровне, возобновили свой рост.

Сетье пшеницы высшего качества, продававшееся 13 февраля по 41 л., 27 февраля стоило 48 л., а 3 и 6 марта — 60 л.; это была максимальная цена за все время Парижской войны, установившаяся как прямое следствие потери Бри. За ту же неделю на 25 % подорожало сетье ржи низшего качества: с 20 л. 24 февраля до 25 л. 3 марта (напомним, что 6 января его цена была 6,75 л.).

Это не было еще катастрофой: у зажиточных парижан были запасы продовольствия, помогали и «мешочники» из соседних деревень, с риском для жизни доставлявшие на своих плечах зерно в столицу, обходя королевские дозоры (а иногда и отдавая часть зерна солдатам — о такой «коррупции» источники тоже упоминают)[728].

Но стало ясно, что без смягчения блокады хронической нехватки продовольствия не избежать.

25 февраля, в день когда было решено сдать Бри-Конт-Робер, Конти написал в паническом тоне инструкцию для своего щталмейстера Брекиньи, на другой день отправившегося с нею к эрцгерцогу Леопольду. «Наши дела доведены до крайности после потери Бри, и мы не сможем спастись, если ваше императорское высочество хоть немного промедлит с оказанием нам помощи…»[729].

Конти умолял Леопольда двинуть во Францию как можно больше войск и ускоренным маршем идти на Париж. Три президента парламента (имена, понятно, не названы) просили передать эрцгерцогу, что они будут приветствовать его вторжение и даже заверяют, что после –3 переходов испанской армии к ней явится с приветствиями парламентская депутация (чудо, которое могло произойти только после военного переворота и соответствующей «чистки» парламента).

В такой обстановке 25–26 февраля в Сен-Жермене состоялись переговоры делегации парламента, возглавляемой Моле и Мемом, с королевой и ее министрами. Обе стороны постарались «не потерять лица» и начали с достаточно резких заявлений.

В письменном ответе от имени короля[730] отказ парламента принять герольда оценивался как оскорбление монарха, а аудиенция, данная представителю враждебной державы, как покушение на королевский суверенитет.

И несмотря на всё это, регентша соблаговолила вступить в объяснения с мятежниками! Им была послана копия письма Пеньяранды к Мазарини, из которого было видно, что кардинал в ходе переговоров не сделал никаких вредных для Франции уступок.

Моле в своей речи[731], возвращаясь к истоку конфликта, подчеркнул, что «государи не имеют права отдавать свои города на разграбление и губить их жителей без справедливой причины, законным образом декларированной». Парижский парламент стремился только облегчить участь народа, угнетенного налогами, «которые не оставляют ему возможностей поддерживать свое существование». После этого первый президент просил об отводе королевских войск на 20 лье от Парижа и об открытии проходов для подвоза в столицу продовольствия, — просьба, означавшая признание слабости.