Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [127]
Дело окончилось без помощи ополченцев, но «отцам города» пришлось оправдываться в своей медлительности; обеспокоенные, они собрали 11 февраля городской совет с участием полковников милиции, где было принято решение об усилении дисциплины в рядах парижского ополчения, ибо некоторые горожане, «имея в руках оружие, не хотят признавать ни полковников, ни капитанов…».
Были расширены дисциплинарные права полковников, а для суда за особо тяжелые провинности при ратуше был создан трибунал из трех членов (два эшевена и один городской советник)[715].
Несмотря на успехи конвоирования, падение Шарантона произвело все же удручающее впечатление. Пошли слухи об измене генералов, о растрате выделенных на регулярную армию городских денег и т. п. В парламенте громче зазвучали голоса сторонников примирения с двором, возобновивших уже отвергнутое 8 февраля предложение об отправке депутации в Сен-Жермен. На 15 февраля было назначено новое обсуждение вопроса, для чего были приглашены и генералы.
Но уже 12 февраля случилось неожиданное событие. Ранним утром к воротам Сент-Оноре прибыл из Сен-Жермена королевский герольд с двумя трубачами, объявивший городской страже, что имеет при себе три пакета, которые должен лично зачитать адресатам: парламенту, Конти и ратуше. Судя по опубликованным инструкциям для герольда[716], первые два письма в целом дублировали содержание королевских деклараций от 23 января: двор как бы сделал вид, что он полагает, будто эти декларации могли остаться неизвестными парижанам.
Итак, парламентариям герольд должен был заявить, что если в течение четырех дней они не покинут Париж, то все их должности будут уничтожены (и напротив, тем, кто в этот срок явится в Сен-Жермен, обещалось полное прощение). Такой же срок для раскаяния давался и Конти.
Иной характер должно было иметь обращение к ратуше, здесь герольд должен был подчеркнуть благосклонность короля к парижанам, особенно явную после победы при Шарантоне: если в течение шести дней парижане сложат оружие, побудив тем самым к повиновению и парламент, то все будет прощено и забыто, король немедленно вернется в Париж и полностью подтвердит свою декларацию от 22 октября 1648 г.[717] От дезавуирования этого основополагающего акта, которое было столь явно выражено в циркуляре 23 января о созыве Генеральных Штатов, теперь пришлось отказаться[718].
Впрочем, о содержании всех пакетов парламентарии могли только догадываться, и вопрос о том, принимать ли герольда, вызвал долгое и оживленное обсуждение. Принять? Но что хорошего они могли от него услышать? Не принять? Но не будет ли это выглядеть как оскорбление монарха? Остроумный выход был найден в предложении, сформулированном Брусселем: герольда принимать нельзя именно из почтения к королю, ведь герольдов посылают к врагам, к военным противникам, а парламентарии преисполнены желания оставаться верными подданными своего государя. Конечно, этот отказ нужно будет объяснить, и вот для этой-то цели следует послать в Сен-Жермен коронных магистратов, которые и узнают, в принятом порядке, чего же хочет король от парламента.
За это предложение голосовали из самых разных побуждений. Ситуация была действительно двусмысленная, и за реакцию регентши нельзя было ручаться. Пылкое воображение Гонди внушило ему мысль, что весь приезд герольда задуман затем, чтобы в суматохе торжественного приема устроить покушение на вождей Фронды — самого коадъютора и Бофора. В «Мемуарах» Реца дело изображается так, что именно их автор придумал принятый всеми выход, лишь бы не было этого приема, и внушил свою мысль простоватому Брусселю. Однако похоже, что в простаках оказался сам Гонди, менее всего желавший начала мирных переговоров.
Сторонники примирения, судя по записям в дневнике д'Ормессона, очень хотели, чтобы именно Бруссель внес предложение, которое открыло бы дверь к легальным контактам с Сен-Жерменом; особенно старался склонить к этому дядюшку племянник его жены Бушра. По всему контексту дискуссий 8–11 февраля было понятно, что именно для этого надо сделать: под любым предлогом отправить ко двору коронных магистратов с хотя бы формальными изъявлениями почтительности. Отказ в приеме герольда давал такую возможность, и главным был не отказ, а именно отправка депутации с объяснением отказа. Бруссель не мог этого не понимать.
Видимо, и при дворе ожидали подобной реакции: в письме Ларивьера к агенту Гастона Орлеанского в Париже Маскрани от 15 февраля прямо говорится, что Гастон поддерживал отправку герольда, полагая, что она даст возможность представителям парламента быть выслушанными королевой[719].
На другой день после того как герольд узнал об отказе парламента его выслушать (после чего Конти и ратуша также почтительно отказались принять от него свои пакеты), он выехал обратно, оставив пакеты в караульной.
Но вместе с ним в Сен-Жермен отправилась и просьба коронных магистратов о выдаче им паспортов для поездки ко двору, и такие паспорта были выданы. 17 февраля вечером аудиенция состоялась.
Коронных магистратов заставили прождать несколько часов, затем их провели через комнату, где ужинал маленький король, но придворные встали стеной, отгородив их от стола: они еще были недостойны созерцать и приветствовать монарха. Зато прием у королевы оказался милостивым: от ее имени Сегье сказал, что королева очень довольна заверениями парламентариев в почтительности и покорности, но пусть эти заверения будут доказаны на деле, а она никому из парламента зла не желает, и должностей у них отбирать не будет. Так начался трудный путь к миру.
История Невского края начинает свой отсчет не с 16 мая 1703 года — времени основания Санкт-Петербурга, — а с глубокой древности, с момента возникновения здесь центров торговли и пути «из варяг в греки». Автор прослеживает влияние исторических событий на судьбу Невского края, перекрестка Европы и Азии, указывает на отражение их в судьбе Петербурга. В основе книги — разработанная автором образовательная программа для средней школы, ее дополняют иллюстрации, карты, методические материалы. Книга адресована педагогам, студентам, школьникам, а также всем интересующимся историей.
В начале 1930-х гг. примерно шесть с половиной тысяч финнов переехали из США и Канады в Советскую Карелию. Республика, где в это время шло активное экономическое и национальное строительство, испытывала острую нехватку рабочей силы, и квалифицированные рабочие и специалисты из Северной Америки оказались чрезвычайно востребованы в различных отраслях промышленности, строительстве, сельском хозяйстве и культуре. Желая помочь делу строительства социализма, иммигранты везли с собой не только знания и навыки, но еще и машины, инструменты, валюту; их вклад в модернизацию экономики и культуры Советской Карелии трудно переоценить.
В книге исследуются отдельные вопросы истории Средневекового государства и права Волжской Болгарии. Государство Волжская Болгария было основано болгарскими племенами в начале VIII в. в Среднем Поволжье и бассейне Камы, включало территории современных Чувашской республики, Татарстана, Башкирии, Удмуртии, Республики Мари Эл, Ульяновской, Нижегородской, Самарской и Саратовской, Пензенской областей, просуществовало более пяти столетий и пало в 1236 году в результате разгрома его полчищами татаро-монголов Батыя. Издание может быть полезно студентам, аспирантам, преподавателям юридических и исторических факультетов, а также всем, интересующимся Средневековой истории России и государства Волжская Болгария. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Первое правовое исследование в отечественной науке, посвященное юридическим аспектам организации и деятельности Парижского Парламента на протяжении всего времени его существования.
Степан Иванович Шешуков известен среди литературоведов и широкого круга читателей книгой «Александр Фадеев», а также выступлениями в центральной периодической печати по вопросам теории и практики литературного процесса. В настоящем исследовании ученый анализирует состояние литературного процесса 20-х – начала 30-х годов. В книге раскрывается литературная борьба, теоретические споры и поиски отдельных литературных групп и течений того времени. В центре внимания автора находится история РАПП.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
На рубеже 1962/1963 гг. СССР на неопределенный срок отложил проекты заключения германского мирного договора и превращения Западного Берлина в «вольный город». Летом 1964 г. советская дипломатия окончательно перешла от идеи «вольного города» к концепции «самостоятельной политической единицы» Западный Берлин. Теперь острие советской политики было направлено не против позиций США, Англии и Франции в Западном Берлине, а против федерального присутствия в этом городе. После прихода к власти в СССР руководства Л. И. Брежнева советская политика в вопросе о Западном Берлине некоторое время оставалась такой же, как и во время «позднего Хрущева».