Парк прошлого - [11]

— Ох, простите! — проговорил оборванец, старательно смягчая голос. — Кажется, вы уронили? Вот, позвольте, сэр, я опущу ваш конверт в ящик.

И пошуршал конвертом по краю металлического отверстия, как будто опустил письмо в прорезь.

— Вот так! Готово, все отправлено! Как раз к вечерней почте, — добавил он, опуская конверт в собственный карман.

— Вы отправили мое письмо? — переспросил старик. — Ах, сэр, большое вам спасибо, вы так добры!

Подслеповатый недотепа еще долго стоял неподвижно и щурился вслед уходящему незнакомцу, различая лишь темный силуэт на белом фоне, как перевернутый восклицательный знак. Старик подозрительно принюхался, но ощутил только летучий дымок сигареты. Потом несчастный неуверенно побрел назад, домой, тросточкой нащупывая путь в снегу. Письмо отправлено, теперь поднимут тревогу.

ГЛАВА 6 ИЗ ДНЕВНИКА ЕВЫ

Яго приоткрыл холщовый полог цирковой повозки и придержал для меня. Я оказалась внутри, среди пыльного реквизита.

— Спокойной ночи, — пожелал мне Яго. — Спокойной ночи, Ева.

— Спокойной ночи, Яго, — ответила я. — Спасибо, что спас!

Я забралась под пыльное мягкое покрывало и свернулась клубочком. Лежала и вслушивалась в шум ветра в кронах деревьев и невольно думала о бедном Джеке, который остался где-то там, далеко, и теперь уж наверняка обнаружил, что я пропала.

Наконец я задремала, хотя и так уже чувствовала себя как во сне — одинокая, отрезанная от всего, что знала. Дирижабли проплывали над парком через одинаковые промежутки времени, и в конце концов знакомый гул их двигателей усыпил меня по-настоящему.

Я проснулась неожиданно, в совершенной темноте, от собачьего лая и какого-то металлического звона.

Вылезла из-под теплого покрывала; полог был задернут и плотно привязан к раме повозки снаружи, похоже, специальными завязками.

— Что, что случилось? — позвала я в темноте. Собаки лаяли и рычали где-то совсем рядом с повозкой. Сердце гулко колотилось. Повозка дернулась, я опрокинулась назад, ушиблась головой о полосатый шест и вскрикнула. Рывки сменились ощущением быстрого движения, поначалу дерганого, как будто мы стремительно неслись по кочкам, затем неожиданно выровнявшегося (выехали на тропинку?), а потом застучали подковы, и повозка затряслась по мостовой. Я скрючилась от боли среди веревок и каких-то колышков и затаилась, вцепившись в холстину. Лай и рычание постепенно растаяли вдалеке. Тогда я выбралась наружу, к Яго. Он правил повозкой, сосредоточенно натягивая поводья.

— Что случилось? — выдохнула я. Яго подался вперед, зажав поводья в руке. — Бродячие собаки?

— Собаки, это точно, только никакие не бродячие — наоборот, обученные нападать, — пояснил он. — Мерзкие ищейки, псы Корпорации. Что-то происходит… Их ведь только по ночам на волю выпускают, и уж точно подальше от Зевак, от тех, кто платит. Такими собаками отлично запугивают бедных и беззащитных. Патруль из «Баксоленда», если я все верно угадал. Мы стараемся держаться от них подальше, вот и пришлось уезжать быстрее.

Повозка дребезжала по темным улицам.

Я поежилась, потерла саднящий затылок, а другой рукой вцепилась в сиденье. Лошадь замедлила шаг.

— А что они искали? — спросила я у Яго, боязливо думая а своре свирепых псов, о попрошайке, который замыслил недоброе; на душе у меня было тревожно.

— Да что угодно. Посторонних здесь не любят. Не любят бродяг, которые ночуют в парке, и все такое. Не упустят случая затравить нелегального нищего, без лицензии. Что может быть легче и приятнее, чем запугивать беззащитных людей? Актеров, игроков, несчастных цыган, нелегальных иммигрантов или цирковых — в общем, кого захочется и получится запугать сворой псов или палками забить. Даже не сомневаюсь, что некоторые здешние чокнутые Зеваки готовы платить немалые деньги, чтобы полюбоваться, как на бедноту натравливают собак и побивают дубинками.

Рассказ Яго обо всех этих ужасах звучал так нелепо среди окружавших нас сонных домов. К тому же говорил циркач странные вещи, как будто жил в мире, ничуть не похожем на мой.

— Хочешь, что-то расскажу тебе, Яго? — произнесла я. — Я сегодня впервые в жизни гуляла одна… ну, насколько помню, а помню я не слишком много.

— А какой у тебя тут статус? — поинтересовался он. — Ты в отпуске или имеешь вид на жительство? Или официально трудишься на Корпорацию?

— Я тут живу, — ответила я.

— Что ж, — произнес он. — Могу тебе сказать, что Корпорация почти смирилась со мной и нашим цирком. Практически привыкла к нам. Почти. Мы и не официальные, и не неофициальные. Приезжаем-уезжаем, когда захотим, тайными тропами из лесных лагерей к северу отсюда. Конечно, посетители обычно прилетают дирижаблями. А нас тут терпят, главным образом потому, что Зевакам нравятся наши представления, да и вид у нас такой грязный и такой до ужаса правдоподобный. Аутентичный — это слово здесь главенствует. — И он продемонстрировал свои «аутентичные» обноски. — Правдоподобно? Корпорация «Баксоленд» нипочем не смогла бы нас так обучить, как мы сами научились, и вдобавок мы не воруем. Хотя и могли бы, да еще как! Да риск неоправданный: тут ведь и полиция, и патрульные Корпорации, и вдобавок старые викторианские законы действуют.