Парижские тайны царской охранки - [96]

Судебно-следственная комиссия оправдала тех, которые не сочли своим прямым долгом установить за Азефом слежку, которая привела бы конечно к раскрытию его: ведь он столько раз виделся и в Париже, и в Женеве, и в России с охранниками. Но в сущности сведения, данные Меныциковым, саратовским и одесским охранниками, были так неопровержимы, прямо указывая на Азефа и давая столько данных о его предательстве, что и слежка за ним была пожалуй излишней роскошью.

Сняв вину с прямых виновников азефщины и «работы» Азефа в партии в течение более девяти лет, Судебно-следственная комиссия переложила всю вину на террор и на «кавалергардский дух» боевиков, жертвовавших всем, что только есть самого дорогого у человека, поднимавших партию так высоко в глазах всего общества, — тех самых боевиков которые, по беспристрастному свидетельству «С.-р.» голодали и холодали по вине Азефа и центрального комитета в то время, но и на многих революционеров. Боевики виноваты, а не Азеф с центральным комитетом, что партия молчала в самый разгар реакции, виселиц и застенков, что ц. к. с Азефом после манифеста 17 октября отменил террор, затем снова восстановил; во время Первой думы снова отменил; после разгона Думы опять восстановил его; на время Второй снова отменил?.. Разве одним этим не дезорганизовывалась деятельность боевиков и боевых организаций?

К выводу, что в столь долговременном пребывании Азефа в партии с.-р. виноваты террор и боевики, Судебно-следственная комиссия пришла прежде всего потому, что оперировала показаниями главным образом центровиков, то есть подсудимых. Из них почти по всем и во всяком случае по самым важным вопросам давал объяснения Чернов, и комиссия, рассматривая его показания и показания других центровиков-подсудимых как данные вполне доказанные и неопровержимые, пришла к выводу, что загубленные Азефом боевики сами виноваты. Показания Чернова и центровиков комиссия не проверяла и много раз несмотря на всю их абсурдность, абсурдности этой не замечала.

К такому необыкновенному выводу Судебно-следственная комиссия пришла, взяв за основу как аксиому показания Чернова, что ц. к. не мог придавать какого бы то ни было значения предупреждениям, хотя бы и многочисленным, но идущим из полицейских сфер, которым известно было, какую огромную роль в партии и в боевой организации ее играет Азеф и которые желали поэтому своими доносами скомпрометировать его.

Арестовать же Азефа и тем обезвредить его полиция никак не могла, он был неуловим благодаря своей необычайной ловкости.

Между тем в примечании своем или, как называет его Судебноследственная комиссия, «дополнение», член центрального комитета К. говорит по поводу показания товарища Я. (Чернов. — В. А.): «Должен сказать, что это — догадки товарища Я. (о полицейской интриге), а не объяснение центрального комитета. Никогда ни по какому поводу центральный комитет не вырабатывал какого-либо общего объяснения».

Казалось, что раз Судебно-следственная комиссия построила оправдание центрального комитета на том, что все указания на Азефа как на провокатора вплоть до подтверждения Лопухина являются «полицейской интригой», то после «дополнения» К. — тоже члена центрального комитета, можно было понять, что такой легенды никогда у ц. к. не существовало, комиссия должна была бы найти другое объяснение столь долгому пребыванию Азефа в партии.

Но Судебно-следственная комиссия решает дело гораздо проще. К такому уничтожающему всю ее работу замечанию К. она делает такое примечание: «Это замечание товарища К. не противоречит утверждению комиссии, что руководители партии видели источник обвинения против Азефа в «полицейской интриге», ибо, утверждая это, комиссия не предполагала конечно выработки какого-либо постановления ц. к. по данному вопросу». Но, во-первых, К. и не говорит о выработке постановления, во-вторых, как же замечание К. не противоречитутверждению комиссии, когда он говорит, что никогда в центральном комитете не существовало легенды о «полицейской интриге».

Но комиссия, делая это примечание, забыла, что на странице 60 она сама говорит, что «это гибельная гипотеза полицейской интриги очень быстро заняла положение официальной версии, объясняющей все слухи о провокации Азефа…». Следовательно прав К., говоря о «выработке постановления»; разве «официальная версия» не является таковой? А на странице 66 комиссия уже сама себя опровергает: «Но если неуловимость Азефа могла еще казаться сколько-нибудь правдоподобной до 1905 года, когда предполагалось, что он ведет себя чрезвычайно конспиративно, то после дней свобод в 1906 году, когда Азеф так сказать «расконспирировался», открыто жил и встречался в Финляндии со всеми членами центрального комитета и боевиками, часто открыто ездил в Петербург, такая «неуловимость» его должна была бы казаться совершенно не понятна. Как объяснить то, что зная деятельность Азефа, зная его имя, имея возможность установить его личность и проследить за ним при его многочисленных поездках в Петербург, ПОЛИЦИЯ все-таки не может захватить его и вымещает свою злобу клеветой? Гипотеза полицейской интриги при таких условиях представлялась уже совершенно не предсказательной».