Парижские тайны царской охранки - [101]

После всех этих указаний на Азефа в конце августа 1905 года центральным комитетом партии с.-р. было получено меньщиковское письмо, где указаны некоторые данные из выдач Азефа, в том числе и выдача местопребывания Брешковской в Саратове.

Центральный комитет поверил только той части письма Меныци-кова, которая касалась Татарова. После некоторого расследования было признано, что Татаров действительно провокатор, так как кроме указаний Меньщикова он был уличен еще во лжи и в трате значительных сумм на кутежи. Татарова решили «изъять», на чем особенно настаивал Азеф. Не лишена интереса деталь: не все приговорившие Татарова к смерти знали, что вторая часть письма Меньщикова обвиняет в провокации и Азефа.

По совершенно непонятной причине указания Меньщикова относительно Азефа были признаны не заслуживающими внимания настолько, что не то чтобы какого бы то ни было расследования, но даже простого сопоставления ареста Слетова, документа об «аграрниках» с указаниями Витенберга, студента военно-медицинской академии, Шапиро (который передал со слов Ратаева, что у с.-р. в Женеве есть два провокатора — не Азеф ли и Татаров?), саратовского охранника и письма Меньщикова сделано не было. Ответственность центрального комитета в данном случае была огромна. Азеф ведал и общепартийной работой, и боевой организацией, где даже незначительный провокатор грозил членам ее виселицами и каторгой.

Член ц. к. Чернов считал указание Меньщикова «полицейской интригой», но как объяснить, что полиция прибегает к оклеветанию Азефа с целью, чтобы с.-р. убили его как провокатора, тогда как она сама с чрезвычайной легкостью могла арестовать его. Так ей было, например, прекрасно известно, в каком номере какой гостиницы живет Азеф, как об этом с.-р. и сообщал охранник же. Совершенно ясно, что гораздо проще арестовать в этой гостинице Азефа для одурачивания с.-р. и для оклеветания Азефа, чем жертвовать своим важным провокатором Татаровым, который находился уже в самом центре партии — был кандидатом в члены ц. к.

Но в письме Меньщикова была еще одна «копейка» по выражению «С.-p.», дающая возможность открыть миллионное мошенничество. Меньщиков писал, что инженер Азиеф (он слегка изменил фамилию Азефа или Азева, как его тоже называли, чтобы этим отвлечь подозрение Департамента полиции от себя) живет по паспорту Ва-луйского. Ц. к. же, по крайней мере некоторые члены его, конечно знали, что по этому паспорту жил, как нелегальный, Азеф.

Если Департамент полиции знал, по какому паспорту живет этот великий революционер, столь вредный для Правительства, то разве мыслимо допустить, что охранники его не арестуют, а прибегнут к анонимному письму и, главное, выдадут такого важного провокатора как Татаров, успевшего выдать полиции немало террористов. На это убийственное соображение уже обращали внимание центрального комитета партии социалистов-революционеров часто цитированный нами «С.-p.», а затем и Бурцев.

Что же касается образа жизни и кутежей Татарова, то думаем, что кутил Азеф не меньше, а гораздо больше его, и что об азефовских кутежах были осведомлены не только охранники, но и некоторые члены ц. к. партии с.-р.

Непонятно также, почему убийство Татарова, совершенное по постановлению центрального комитета партии с.-р. в апреле 1906 года, было официально признано делом партии лишь после объявления ею Азефа провокатором, то есть только в феврале 1909 года.

Центральный комитет партии с.-р. не пожелал даже войти в сношение с Меныциковым и получить от него и другие разоблачения, для этого нужно было только напечатать в «Революционной России» «доброжелателями исполнено». Такого объявления в «Революционной России» не появилось. Почему?

На этот вопрос ответ дает Чернов: «Просьба об объявлении в «Новом времени» не могла иметь отношение, потому что это нужно было сделать в России» (Заключение судебно-следственной комиссии, страница 60).

Из этого странного ответа вытекает, что у центрального комитета партии, живущего за границей, не было связей в России даже настолько, чтобы поместить простое объявление! Но курьезнее всего, что Меньщиков и не просил помещать объявление в «Новом времени», в чем можно убедиться из приведенного нами точного текста его письма. В «Революционной России» же ответа Меньщикову тоже не было дано, то есть, попросту говоря, дальнейших разоблачений не пожелали.

Следует отметить, что у Меньщикова сказано о выдаче Татаровым Иваницкой, Старынкевича, Леоновича, Сухомлина и Акимовой, а в письме Меньщикова, напечатанном в Заключении судебно-следственной комиссии, к этим лицам прибавлено еще четыре: «Бар., Фре., Николаев и Фейт». Как будто от увеличения числа «выдач» Татарова стало еще более убедительным его провокаторство?!

В 1905 году невозможно также было не обратить внимания центральному комитету партии с.-р. на многочисленные неудачи, постигшие все приготовления к восстанию в Петербурге: взрыв моста на Николаевской железной дороге не был совершен, не было «взрыва охранного отделения, электрических, телефонных и осветительных проводов, ареста гражданина Витте и прочего, тоже не могли быть приведены в исполнение отчасти потому, что в некоторых пунктах намеченные места охранялись так строго, как будто полиция была заранее предупреждена о покушении» («Воспоминания». Савинков, «Былое», № 1, 1918 год). Затем тогда же был произведен арест двух динамитных мастерских и лиц, хотя и связанных с ними, но даже и не приступивших еще к работе.