Парижские соблазны - [10]

– Хорошо, мадемуазель.

Гардению в некоторой степени смутил косой взгляд, который бросила на нее горничная, выходя из комнаты. Интересно, спросила она себя, отчего слуги в этом доме кажутся такими странными? Однако аромат свежего кофе и вид теплых хрустящих рогаликов напомнил ей, что, несмотря на ночную еду, она очень голодна.

Рогалики были изумительны, хотя масло имело странный вкус. Оно совершенно не походило на масло из Джерси, которое Гардения с таким аппетитом ела в деревне, где жила с самого детства. А вот такого вкусного кофе ей никогда пробовать не доводилось. Она выпила еще одну чашку и только после этого начала умываться и приводить себя в порядок.

Главная задача – произвести хорошее впечатление на тетушку. «Первое впечатление всегда очень важно», – зазвучал у нее в голове голос матери, и на мгновение глаза наполнились слезами.

Платье, которое было на ней прошлой ночью, висело в шкафу. Гардения посмотрела на него и теперь в свете весеннего солнца поняла, как оно выношено. Платье принадлежало матери, и девушка вынуждена была его надеть, так как другой черной одежды в доме не нашлось; все остальные ее вещи – они все поместились в ее чемодане – были цветными, хотя и не менее изношенными. Она отыскала щетку для одежды и почистила юбку. Грязь, налипшая на подол, когда она выходила из поезда, теперь высохла и легко счищалась. Но ничто не могло скрыть убогости залоснившейся одежды с вытертыми манжетами, хотя перед путешествием она приложила максимум усилий, чтобы привести ее в божеский вид. Все попытки освежить щеткой жакет и юбку не принесли желаемого результата. Охваченная отчаянием, она оделась и принялась как можно более аккуратно укладывать волосы.

Гардения выглядела очень молоденькой и очаровательной, но вряд ли она понимала это, когда подавленно оглядела себя в зеркале, прежде чем направиться к двери. Она была невысокой и слишком тонкой, что было немодно, но она гордо несла голову. Ее светлые волосы, которые постоянно пытались скрутиться в колечки, четко очерчивали белый лоб и обрамляли изящное личико с темными серыми глазами и пухлым чувственным ртом.

Сердце Гардении бешено колотилось, когда он вышла из комнаты, которая ночью казалась ей убежищем, и двинулась по коридору, застланному толстым ковром, к главной лестнице. После шума и неразберихи, которые встретили ее по приезде, в доме стояла тишина. Но запах вчерашнего веселья все еще чувствовался. Он усилился, когда Гардения спустилась на этаж ниже: дым от выкуренных сигар, благоухание увядающих цветов, аромат экзотических духов и то, что поначалу она не распознала, – запах винного перегара.

Этот этаж был погружен во тьму: свет в коридоре потушили, а шторы на окнах еще не раздвинули. Гардения догадалась, что тетушка спит именно на этом этаже, и продолжила свое путешествие вниз по лестнице.

Она спустилась на второй этаж, пересекла широкую, очень красиво обставленную лестничную площадку и остановилась перед двустворчатой дверью, ведущей в комнату, которая, по ее мнению, была главной гостиной, или салоном. Изумленная, она не могла оторвать глаз от того, что предстало перед ней!

Это был огромный, во всю длину дома, салон с очень дорогой, как догадалась девушка, отделкой. Шторы из розовой парчи с золотой ниткой ниспадали с резных позолоченных карнизов и отлично сочетались с шелковыми вставками на белых с золотом стенах. Повсюду висели зеркала в резных позолоченных рамах, в которых отражалась инкрустированная мрамором мебель. Но больше всего при беглом осмотре внимание Гардении привлекли расставленные по всему периметру салона и обтянутые зеленым сукном столики. Хотя девушка видела их впервые, она сразу догадалась, для чего они. Так, значит, вчера здесь играли в карты, подумала она! Но почему тогда был такой шум?

Среди всякого мусора на полу валялись осколки фужеров для шампанского, огромная ваза для оранжерейных цветов, статуэтки из дрезденского фарфора с отколотыми купидонами. В дальнем конце салона стоял большой сервировочный стол, застланный льняной скатертью, на которой четко выделялись следы вчерашнего пиршества, и заставленный пустыми бутылками и грязной посудой.

«Что же это был за прием?» – недоумевала Гардения. В передней части салона она заметила подиум, где вчера сидели музыканты. Но зачем понадобилась музыка, если люди хотели, сидя на резных позолоченных, обтянутых гобеленом стульях, проигрывать деньги за этими столами? Тут она вспомнила, что находится во Франции. Она слышала разговоры об азартных играх в Монте-Карло и в Остенде, куда люди приезжали специально, чтобы испытать азарт; ради этого они были готовы перебраться через Ла-Манш. Но разве она могла предположить, что обнаружит игорный дом в Париже, и даже в доме своей тетушки!

«Что бы сказала мама», – думала Гардения, зная, как она неодобрительно относилась к азартным играм в любом виде и яростно протестовала, когда отец собирался делать ставки на скачках.

Несмотря на изумительную обстановку и художественно расписанный потолок, в салоне царила неприятная атмосфера. Однако запах объедков и прокуренный воздух не имели к этому никакого отношения. Подобную атмосферу создавало нечто более глубокое и основательное. Озадаченная своими впечатлениями, Гардения быстро вышла из салона, спустилась по лестнице в холл и направилась в ту комнату, куда вчера вечером ее отнес лорд Харткорт. Кто-то уже поднял шторы, но большой серебряный поднос с едой все еще стоял на столике у дивана, а диванные подушки хранили отпечаток ее головы.