Парижские дамы - [21]

Принцесса всегда спокойна, мягка и весела и проникнута насквозь важностью своего дела.

Принцесса за зеленым столом окружена маленькими графами и иностранными маркизами (герцогами); из них каждый хочет быть ее patito[14]; все они очень похожи на подмастерьев цирюльника. Ее друзья знают, когда можно черпнуть из ее кошелька, который, даже будучи тощим, все-таки содержит хорошенькую сумму.

— Долго вы будете сегодня играть? — спрашивают ее вечером, за столом.

— Нет, едва ли — со мной только 15.000 фр.

Принцесса умеет приобретать и терять одинаково хладнокровно. Доказательство — следующий случай:

В Монако проиграла она однажды почти 10.000 фр. в trente et quarante[15]; затем бросила последние свои пять луидоров и пошла, не дожидаясь результата. Она выиграла 1, 2… до 7 и наконец ставка перешла максимум в 4000 фр.

Начинают искать принцессу и наконец находят ее за карточным столом.

— Милостивая государыня — ваш выигрыш превзошел максимум!

— Очень вами благодарна — возьмите это себе.

И с полнейшим спокойствием продолжает игру.

Не правда ли, вот что значит быть принцессой, даже в игре.

Графиня большого роста, блондинка с курчавыми волосами. Она высоко носит голову, выступает смело, по-солдатски, как будто бы у ней были шпоры на пятках.

В игральную залу она является как блистательный дикий Мюрат на поле битвы. С необузданным усердием бросает она горстями золото на ковер рулетки.

Нужно видеть, как она вдохновляется после повторяющихся проигрышей. Пока идет рулетка, пока не скажет croupier свое страшное: «Rien ne va plus!»[16], она все меняет свои ставки и планы.

Если ей нужно отойти от рулетки на несколько времени, она сообщает свои приказания крупье голосом фельдмаршала. Если она выигрывает, взгляд ее снова разгорается. Но ни выигрыш, ни проигрыш не в состоянии ее успокоить; постоянно кажется по ее жестам, как будто бы она выдирается из какой-нибудь свалки.

Если память о куртизанках наших дней должна перейти в потомство, то, по всей вероятности, имя знаменитой Бивоннь будет бессмертно.

Никто не знает, откуда она добыла это древнее, знаменитое и звучное имя. Любовницей одного из Бивоннь она не могла быть, так как эта фамилия давно вымерла.

Она обязана своим шиком по преимуществу своему имени, даже скорее, чем красоте; она сделала бы эпоху при дворе в Версале даже во времена Дюбарри. Ее пороков и желудка хватило бы для поглощения французских миллионов.

Бивоннь перешла уже за сорок. Никто не помнит ее как брюнетку, теперь она белокура, как хлебные колосья при солнечном свете. Если рассмотреть ее вблизи, то она окажется рябоватой, но тем восхитительнее издали, благодаря туалетным тайнам. Искусство живописи и красок, употребляемых женщинами — эта столь привлекательная тайна для многих мужчин — сделало теперь большие успехи.

Кроме других страстей, Бивоннь чрезвычайно усердно предается карточной игре. Любовь, обогатившая ее, ей наскучила и она утешается теперь карточной игрой, хотя она ей очень дорого стоит.

Желудок, о котором уже была речь, дает ей большую силу за карточным столом. Иметь хороший желудок — это в игре называется — быть королевой, т. е. не теряться ни при счастье, ни при несчастье.

Бивоннь имеет адский желудок, т. е.: играла ли она на максимум ставки во времена изобилия, или на последние карманные деньги — она никогда не колебалась и не уступала. Удары судьбы ее не смущали, а выигрыш не ослеплял.

Другую женщину-игрока назовем Герминой. Для приобретения известности она прежде разыгрывала комедии. Посредственная как актриса, как женщина она обладает вызывающим взором, округленными плечами и восхитительной ножкой: она прекрасна.

Прошлым летом отправилась она на всех парах в Германию и разыгрывала перед глазами всеевропейской баденской публики адскую игру. В самом ли деле имеет она страсть к игре, трудно решить — быть может, она пристрастилась к ней по привычке; по обыкновению, любила кого-нибудь и неудачно. Недавно, когда прошел слух, что она проиграла сто тысяч франков, в насмешку к ней хотели применить поговорку: игра залечивает любовные раны, только в обратном смысле.

После Бивоннь и Гермины, двух различных типов этих новейших искательниц приключений — другие промежуточные, принадлежащие к их кругу личности не стоят и четырех строчек описания. Но есть другие женщины, из другого круга, которых нужно рассматривать с иной точки зрения, чем m-lle Гермину и грубую Бивоннь.

Посмотрите только на эту женщину-игрока с тонким, худым лицом и большими черными глазами, которые от худобы кажутся еще больше. Ее тело мало и слабо; руки белы как воск; пальцы тонки и костлявы; дышит она чуть заметно.

Она больное избалованное дитя своего мужа, который ни в чем не может ей отказать. Зимой везет он ее в освещенное солнцем Монако; летом она находит необходимым искать развлечений в Бадене.

Ранним утром, лишь только открываются игральные залы — спешит она к зеленому столу. Там сидит она вплоть до обеда, пока не придет супруг и нежно не увлечет ее оттуда.

Возбуждение, приносимое игрой, сделалось необходимым для нее. Она и не может скрывать своих ощущений — в счастье и несчастье она откровенный игрок. Страсти, если не убивают, то сохраняют жизнь — тогда они делаются важнейшими питательными средствами. Кто знает, быть может, этому хрупкому созданию игра так же необходима, как минеральная вода, как солнечный свет.