Парижские бульвары - [9]

Я вспыхнула, снова подозревая какой-то подвох.

– Вы забываетесь, – сказала я в негодовании, уязвленная и униженная, – перед вами, сударь, не ваша горничная. Уж не думаете ли вы, что меня можно купить?

– Купить можно все и всех.

– Меня – нельзя, – сказала я раздраженно, – и я горжусь этим. И между прочим, мне кажется, что нам больше не о чем вести разговор.

Барон и его спутники надели шляпы.

– Так вы обещаете оставаться в Париже ближайшие пять дней?

– Да, – отвечала я не раздумывая, – я буду в Париже. Как раз через пять дней должен был отправляться дилижанс, идущий в Бретань, где у меня было заказано место.

Непрошеные гости ушли, оставив меня в полнейшей озадаченности. Я совершенно не понимала, кому верить, а кого опасаться. Вокруг меня воздвигалась стена загадок. «Ах, Боже мой, – подумала я с досадой, – только бы мне перед самым отъездом не впутаться в новую авантюру!»

Со двора донесся визгливый голос тетки Манон:

– Мадам Шантале, а, мадам Шантале! И что это к вам за важные господа приходят? Ну, с виду – точно аристократы!

Я уже в который раз тяжело вздохнула.

4

Брике поднял с тротуара мой тяжелый саквояж.

– Едем, ваше сиятельство? – спросил он весело.

– Ну, разумеется!

– Не мешало бы сначала позавтракать…

– Тебе бы только завтракать! – сказала я, надвинув треуголку ему на глаза. – Сейчас не время для еды. Вот выедем из Парижа, тогда…

Я рассчитывала выехать из города через заставу Сен-Клу, пешком добраться до Севра и уже там сесть в почтовую карету. Я так заранее задумала. Мне казалось, что на заставе на нас обратят меньше внимания, если мы не будем похожи на людей, уезжающих далеко. Просто горожане, направляющиеся в Севр или деревню.

Мне удалось поймать фиакр, в котором ехало уже два пассажира. Удовольствие это обошлось нам почти за бесценок. Фиакр помчался по парижским улицам.

Сегодня было тихо. Даже мальчишки не продавали газет, не кричали о новых любовных похождениях Марии Антуанетты. Все затихло, замолчало, будто приготовилось к прыжку. В этом молчании мне чудилось что-то жуткое. Затишье перед чем-то зверским, ужасным, чудовищным… Куплет фальшивой песни донесся до улицы, проник в фиакр, но даже эти слова не омрачили меня больше, чем странная тишина в Париже.

И Рим, и Лондон, и Берлин,

Мадрид, и Вена, и Турин…

Читают смертный приговор,

Пришитый санкюлотом.

Гремит от Сены до Бирмы,

От Конго до лапландской тьмы

Клич равенства священный.

Тираны, рок вещает так:

«Свободы огненный колпак

Пройдет по всей вселенной!»

Брике с самым простодушным видом подхватил этот куплет. Я, не выдержав, отвесила ему подзатыльник.

– Уж хоть ты-то замолчи!

– А что такое? – обиженно воскликнул он.

– Разве тебе непонятно? – произнесла я сердитым шепотом.

Мой взгляд выхватывал из облика улиц отдельные тревожные мелочи: то тут, то там появляются группы вооруженных людей, бродят подозрительные люди в черном, своими речами подстрекают народ, несут на пике старые штаны с надписью: «Дрожите, аристократы, вот идут санкюлоты»… Нет, это затишье меня не обманет. Достаточно взглянуть, с каким удовольствием притаившиеся в домах мясники вывешивают из окон своих мясных лавок нанизанное на длинный нож сердце какого-то животного – видимо, теленка – и его же кровью пишут объяснение: «Сердце аристократа».

– Когда выедем за ворота Сен-Клу, дальше пойдем пешком, – проговорила я почти машинально. – У Севрского моста сядем в дилижанс. А фиакры за чертой города стоят дороже; нам нужно быть экономными.

Шлагбаум у заставы Сен-Клу был опущен. Фиакр остановился, кучер ожидал какого-либо приказа со стороны национальных гвардейцев. Их не было больше, чем обычно, зато значительно увеличилось присутствие странных людей в сюртуках, длинных брюках и трехцветных кокардах. Я подозревала, что это агенты центрального комитета мятежных секций, отказывающихся признавать Людовика XVI своим королем. За последние дни их число далеко перевалило за двадцать. Агенты не агитировали, а лишь стояли под стенами гвардейских будок, обмениваясь взглядами с солдатами. Между ними установилось какое-то зловещее, непонятное согласие.

– Откройте проезд! – гневно крикнул из фиакра один из пассажиров. – Что это все значит?

– Молчите, гражданин, – мрачно ответил ему кучер. – Разве вы не видите, что застава закрыта Коммуной?

Я похолодела. Мне было отлично известно, что Коммуна и, в частности, мэр Парижа Петион такого приказа не отдавали: прежде чем отправиться в дорогу, я десять раз это перепроверила. Значит, начался мятеж, значит, городские революционные секции наперекор Коммуне перекрыли дороги, а мэрия не может сопротивляться или – что более вероятно – закрывает глаза на происходящее и ждет, чья возьмет.

Мною овладело желание выйти из фиакра и броситься бежать. Я инстинктивно боялась гвардейцев, они причиняли мне только зло. Я бы, вероятно, и убежала, но гвардейский начальник уже подходил к нам. Тогда я решила взять себя в руки. С каких это пор я стала такой пугливой? В конце концов, я назовусь мадам Шантале, и пусть кто-нибудь попробует меня разоблачить!

– Поворачивайте назад! – развязно скомандовал начальник. – Застава закрыта. Сегодня и мышь не выскользнет из города.